Их оставили в покое. Начались одиннадцатые сутки с тех пор, как узники перестали есть. До Петровского дошло известие, что двое товарищей от истощения слегли и не встают. Третий серьезно заболел, как удостоверил тюремный врач. Силы были на исходе. А власти молчали, выжидали, как охотник, стерегущий зверя.
Петровский старался не вставать, дабы сберечь остаток сил. Он понимал, что их испытывают на крепость, что именно сейчас проверяется стойкость духа революционера: кто не выдержит, покинет ряды бойцов. Но он также понимал, что всему есть предел — и терпению и героизму. Испугаются городские власти общественного скандала, быть может, забастовки, которые возможны в случае их смерти, или же они пойдут на все, лишь бы сохранить престиж? Что раньше сдаст: скрученная пружина их воли или нервы насильников? Страх или бесстрашие — что возьмет верх?
Голова туманилась от дум, и Петровский засыпал. А утро приносило облегчение; колебания и тревога за товарищей отступали: уголовники передавали изустно (большинство голодающих уже не могло писать), что рабочие не сдаются, настроение у всех боевое.
На двенадцатые сутки голодовки политических нервы полтавских властей не выдержали. В камеры екатеринославцев вместе с горячим мясным супом сами надзиратели принесли бумагу, чернила, перья и карандаши. Вежливо они попросили составить список нужной литературы.
Заключенные поздравляли друг друга с первым успехом. По рукам из камеры в камеру ходила чья-то записка: «Ну, чем мы, братцы, хуже святых угодников, ей-бо! Вовсе без пищи можем жить…»
Через два дня, когда политические окрепли и могли уже ходить, надзиратели принесли книги. Среди них были и работы Маркса.
Тюремные решетки более не мешали узникам следить за политической борьбой в России: напуганный голодовкой заключенных, полтавский вице-губернатор махнул на все рукой и повелел выдавать «этим яростным сумасшедшим», как он выразился, газеты и книги, какие те пожелают.
Это может показаться невероятным, но от фактов никуда не денешься: да, екатеринославские революционеры добились того, что получили возможность читать в застенках самую что ни на есть «крамольную» литературу! В полтавской тюрьме под руководством Петровского образовался этакий своеобразный «кружок» по изучению марксизма.
На екатеринославцев, как на диковину, специально приезжали взглянуть прокурор харьковской судебной палаты и полтавский городской голова. Чиновники ходили по камерам, пристально всматривались в лица узников, листали книги, которые те читали, задавали вопросы и удивлялись, что не видят в этих странных людях ничего сверхъестественного. Обличием своим они ничем не отличались от обыкновенных рабочих, которых прокурор и городской голова не раз видели на заводах и фабриках. И все же профессиональное чутье подсказывало, что перед ними новая, очень крепкая революционная поросль рабочего класса, что эти люди грамотны, твердо знают, чего хотят, и потому особенно опасны.
