Как только она и Филип вышли в коридор, Николь гневно обратилась к нему:
— Как вы можете быть таким бесчувственным? Вы что, не видите, как напуган бедный ребенок?
— Я пытался убедить его в том, что он находится в полной безопасности.
— Каким образом убедить? Заставив его спать здесь одного?
— Ему придется привыкать. Нельзя допустить, чтобы четырехлетний ребенок устанавливал свои правила.
— Я ни за что не позволю ему лежать в этой комнате одному и дрожать от страха, — заявила Николь.
— Ладно. Завтра переселим его в другую комнату.
— В такую же огромную и неприветливую, как эта, разумеется, — сказала она насмешливо.
Филип строго взглянул на нее.
— Сожалею, что вам не по душе мой дом, но Робер освоится в нем со временем.
— Очень сомневаюсь. Вы просто не хотите признать, что срывать ребенка с места и притаскивать его сюда было гигантской ошибкой! — расстроенно воскликнула она.
— Вы пришли к такому выводу всего через несколько часов?
— Я все время это знала, но не могла убедить вас.
— И не убедите. Мой племянник должен жить здесь, — решительно сказал Филип.
— Даже если он здесь несчастлив?
— Все зависит от вас. Если вы будете настойчиво делать из меня злодея, мы с Робби никогда не подружимся. — Он с подозрением посмотрел на нее. — В этом и состоит ваш расчет?
— Это вы способны любыми средствами добиваться своего, а я никогда не опущусь так низко, — сказала она презрительно.
— Что делает борьбу неравной, не так ли? — спросил Филип насмешливо.
Николь не могла допустить, чтобы он подумал, будто заставляет ее чувствовать себя беспомощной. Она дерзко заявила:
— У меня есть собственное секретное оружие.
— Я это уже заметил, — сказал он, растягивая слова. — Возможно, я высказался слишком опрометчиво.
Дерзкий тон Филипа был вызван его желанием скрыть внезапную страсть, охватившую его, когда он увидел полуодетую Николь. Он не сразу заметил, как провокационно она выглядит в ночной рубашке из тончайшего шифона, который не скрывает ее прелестей.
Николь поспешно скрестила руки на груди, чувствуя, как запылали ее щеки. Она и сама только что заметила, что Филип почти нагой. Бронзовая кожа подчеркивала рельефную мускулатуру мужчины.
Николь снова взглянула ему в лицо.
— Вы льстите себе, если думаете, что я стану использовать секс, чтобы повлиять на вас. Это было бы слишком отвратительно.
— Вы считаете, что заниматься со мной любовью — тяжкое испытание? — спросил он нарочито вкрадчивым голосом, медленно приближаясь к ней.
