— И вы полагаете, что она мне по плечу? — спросил принц, сев и опустив голову на руки.
— Такому, как вы сейчас, нет, Альфред!
— Сейчас? В мои годы уже не меняются.
— Даже если речь идет о том, чтобы завоевать любовь молодой жены?
— Любовь! — мрачно повторил принц. — Вы считаете Сильвию способной любить? Я — нет. Отец — единственный человек, к которому она, пожалуй, что-то испытывает, — тут сказывается голос крови. Для всех остальных она немилосердная богиня, глухая ко всем мольбам. Вначале я мечтал о том, как со временем разбужу в моей молодой жене все, что, как я тогда думал, дремлет в ее душе и должно проснуться при звуке волшебного слова заклинания, но теперь уже давно знаю, что этого никогда не будет. У меня часто при мысли о ней возникает ассоциация с русалками, этими красивейшими, но в то же время самыми неблагородными созданиями, героинями наших древних сказок. Обольстительные и холодные, как волны, из которых они родились, они очаровывают человека, губят его и при этом улыбаются; любить они не могут, потому что у них нет души.
— Очень поэтично, но очень нелестно для моей дочери, — холодно сказал министр. — Если вы боитесь ее русалочьей натуры, то ведь вы совершенно свободны, ваша светлость! Решающее слово еще не произнесено и нет никакой надобности произносить его. Я вполне предоставляю вам…
— Вы не поняли меня! Вы сами поставили мне условие ждать и, когда я просил у вас руки Сильвии, потребовали, чтобы я пока молчал. Она должна быть моей женой; почему же мне не говорить откровенно?
— Сколько угодно! Но если вы так ясно видите это, то зачем же будете добиваться руки «немилостивой богини»?
Бледное лицо принца Альфреда окрасилось румянцем, глаза оживились, в них появился огонь.
— Потому что это сильнее меня, потому что я не могу отказаться от нее и от безумной мечты, что она когда-нибудь оживет. Вы не подозреваете, что значит быть охваченным такой поздней последней страстью, а я весь в ее власти. Я ведь давно покончил со всеми иллюзиями; все, что когда-то жило и трепетало в моей душе, превратилось в пепел, но теперь еще раз вспыхнуло ярким пламенем; мне кажется, будто ко мне опять вернулась молодость. Может быть, Сильвия не даст мне счастья, но она моя судьба, которую я должен принять такой, какой она мне послана.
Это была горячая, но лихорадочная вспышка. Министр покачал головой с не совсем довольным, но отчасти примиренным видом. Он не понимал такой страсти, но ему было лестно, что ее предметом служила его дочь.
