Мы носились как бешеные. Гремели ведра, шлепали наши босые ноги, плескалась вода. Весь путь от арыка до цветника был залит, и десятки луж красовались на дорожках. Они, эти милые лужи, и выручили меня. Ноги мои скользили, но я не падал. А Хасият шлепнулась. Да еще как! Ведро выскользнуло из рук, и вода окатила ее всю. Вначале я не понял, что это моя победа, но когда во дворе раздался громкий смех и перед нами предстала мокрая смешная от грязных разводов на лице Хасият, поражение моей соперницы стало очевидным. Она ревела и терла глаза кулаками. Куда девался заносчивый, гордый вид Хасият!
Я сбегал еще несколько раз за водой, желая показать свою силу и неутомимость. Впрочем, это было уже лишним. Адолят собрала девочек и громко сказала:
— Все старались сегодня, но Назиркул оказался лучшим. Отинбуви довольна им и ставит вам в пример.
Конечно, я был на седьмом небе. Сияющими от радости глазами посмотрел на всех, особенно на подруг Хасият, которые час назад клевали меня, словно ласточки кота, ну и понятно — на Хасият. Вот, мол, какой я! И что вы думаете она ответила, эта противная Хасият? Она показала мне язык. Свой дурацкий, злой язык. Мне ничего не оставалось, как погрозить зазнайке кулаком.
Потом все кинулись к калитке, потому что халфа-апа разрешила идти домой. Девчонки, будто вырывающиеся из клетки птицы, с криками вылетали на улицу, но как они ни торопились, первым за дувалом оказался я. Свобода! Неповторимая минута ликования. Ветром летишь но улице, смеешься, машешь руками, вздымаешь босыми ногами горячую пыль. Сам не знаешь, чему радуешься. Просто так! Детство…
Я припомнил целую историю по поводу матерчатого мяча, который мне давно хотелось иметь. И вот теперь такой же мяч, даже лучше, протягивал Акил:
— Пусть будет у тебя… Поправишься, станем играть в «яккашта кулок». Хорошо?
Конечно, хорошо! Как еще хорошо! Я взял мяч и прижал к себе, словно это было что-то живое.
— Теперь мы не будем просить мяч у Хасият.
— Не будем, — закивал головой Акил. — Зачем с девчонками связываться? Была бы мальчишкой, мы задали бы ей!
— Да, да… — И я снова представил себе двор отинбуви, стаю девчонок, набросившуюся на меня с кулаками. Обида еще жила, но не была такой остром, как прежде. В конце концов, можно все простить им — теперь у нас есть свой мяч.
— Уроки готовишь? — робко спросил Акил.
— Конечно, — оживился я. — Каждый день повторяю… Алиф-бедан кадорат, те-седан кадорат!
Мой голос звучал так громко и так уверенно, что матушка, хлопотавшая во дворе у печи — тандыра, услышала и прибежала в комнату.
