Кто нас учил
В годы нашей учебы в университете работало много преподавателей высокой квалификации. С благодарностью вспоминаю профессора Г. А. Курсанова. Он входил в аудиторию всегда в хорошем настроении, в модном костюме, со вкусом подобранном галстуке, только что вычищенных туфлях. Речь его была логичной, неторопливой, чуть-чуть артистичной. Он любил юмор и сам умел остроумно пошутить, и не только в ходе лекции. Вспоминается такой случай. Сдаем экзамен по логике. Зашли в аудиторию пять человек, взяли билеты, готовятся. Георгий Алексеевич приоткрывает дверь и предлагает ожидающим в коридоре: "Кто желает отвечать без подготовки, заходите. Оценка будет завышена на балл". Один коллега сразу же рванулся с места, испугавшись, что его могут опередить. Вошел, но уже вскоре возвратился.
- Ну как? - спросили его и слышим:
- Взял билет, стал отвечать. Он послушал и сказал, что ответ мой заслуживает единицы, но он готов поставить на один балл выше...
Думаю, что на профессорском уровне обучали историков, филологов, журналистов и доценты В. М. Готлобер, В. В. Кусков, М. Г. Китайник, А. М. Горловский, П. А. Вовчок, легендарный П. А. Шуйский - переводчик "Одиссеи" Гомера.
Ни на трибуне университетских и факультетских собраний, ни во время лекций я никогда не видел Валентина Михайловича Готлобера с текстом лекции или тезисами выступления. Он ходил вдоль первого ряда или между рядами, когда читал лекцию потоку, и диктовал, диктовал... Учебников по общественным дисциплинам в то время почти не было, поэтому мы все записывали. Конспекты выручали на экзаменах.
В. В. Кусков умудрялся даже при чтении лекций по древнерусской литературе перебрасывать мостики в современность, уча уму-разуму будущих журналистов. Вот что он писал в газете "Советский журналист", отвечая на вопрос анкеты, что он думает о журналистике и журналистах: "Вспоминается мне наш первый журналист-летописец. Он считал своим долгом быть правдивым и писать "не обинуясь лица сильных мира сего". Сдерживая порывы своей фантазии, он никогда не прибегал к "самомышлению" (то есть измышлению недостающих фактов). Он шел вперед, подобно храброму и мужественному воину, подклонив свою душу "под иго высокого гражданского долга", постоянно оберегая себя от "двух пагубных страстей - сребролюбия и тщеславия". Он глубоко осознавал, что эти страсти "губят все доброе и наносят столько терния и сору, что делают душу бесплодною и неспособною ни к чему доброму". Он никогда не писал о том, чего не знал и не понимал, полагая, что, как "град крепится стенами, так ум учением", знаниями.
