Иногда мне кажется, что я люблю Джону, как любит ребенок. Принимаю его любовь как должное и не задумываюсь о том, чтобы что-то там давать взамен. Уверена, ему больше подошла бы заботливая подруга, одна из тех, кто клеит самодельные открытки на дни рождения или печет кексы после тяжелого рабочего дня. Из муки. То есть по-настоящему печет.
У меня на прикроватном столике стоит наша фотография. Я сижу у Джоны на коленях и целую его в щеку, а он смотрит в камеру. Глядя на этот снимок, так и чувствую его гладко выбритую щеку. И очень по нему скучаю. Каждый вечер перед сном смотрю на эту фотографию и надеюсь, что мне приснится Джона.
15 марта
Любовь. Мы с Джессикой на ней зациклились. Влюбились в любовь. Вчера вечером мы до поздней ночи обсуждали наши любовные дела. Точнее, мои любовные дела и желание Джессики, чтобы у нее такие дела появились. Она, прежде всего, стремится к духовной связи с другим человеческим существом и, кажется, думает, что если влюбится, то это приведет ее к полному духовному счастью.
Я не уверена на этот счет. Но теперь вот думаю, что сказала так, потому что боюсь, что у нас с Джоной нет духовного контакта. Да, нам вместе весело, мы питаем друг к другу глубокие чувства, Джона милый и для меня как родной. Но духовная связь? Хм… Даже не знаю. А нужна ли вообще эта духовная связь для нормальных отношений? Что-то я сомневаюсь. Как пели «Битлз», «все, что вам нужно, — это любовь».
Однако наш разговор начался после того, как я съездила в Убуд проверить почту. Джона мне ответил, но не сказал ни слова по поводу моего памфлета о том, что нам необходимо развиваться. О том, как это нужно мне. Он вообще никак на это не отреагировал. Только обычное «люблю, скучаю, готовлюсь к переезду в Нью-Йорк, много дел».
Пытаюсь проявить понимание. Может, ему сейчас некогда говорить о таких глубоких вещах, ведь он готовится к переезду. Но в том-то все и дело: нам вечно некогда говорить о глубоких вещах.
Вот я и рассказала Джессике о Джоне, а потом — наверное, потому, что Джессика совсем из другого мира и хочется ей все рассказывать, — поведала кое о чем, в чем никогда не признавалась, даже в этом дневнике, потому что это… слишком. Слишком смело, слишком будоражит чувства. Кажется, я даже побаиваюсь этой своей фантазии. Сама не знаю. Это касается Моряка, той книги, которую он мне подарил и которую я все открываю, открываю, но никак не могу заставить себя прочесть. Но видимо, разговор с Джессикой придал мне храбрости, потому что впервые за три года мне захотелось наконец об этом написать.
