Я помню, что поклялась ничего не утаивать в балинезийском дневнике, но даже сейчас, когда пишу эти строки, понимаю, что сказать всю правду все равно не смогу. Есть вещи, о которых я просто не могу писать. Это так стыдно, так по-детски, эгоистично и, как правило, мне несвойственно. Я уже писала, что Лу наводит на меня страх, но тогда еще не готова была признаться, почему он так меня пугает и почему мне кажется, будто он смотрит на меня сверху вниз с осуждением, как самый строгий священник из моего католического детства. Я написала, что Лу чувствует мою слабость, но так и не призналась, в чем она заключается.
Дело в том, что я долгие месяцы копила деньги как на поездку на Бали, так и на переезд в Нью-Йорк. Вплоть до того, что продавала книги, одежду и возвращала в магазины рождественские подарки. Я позволяла себе тратить деньги только на одно: абонемент в йога-клуб. Когда я начала ходить в студию Индры, то все еще продолжала учиться на последнем курсе в колледже и посещала занятия под названием «Террор, апокалипсис, революция» (название вполне отвечало моему темпераменту). Но это также было выгодно и для кошелька, потому что благодаря учебе я могла рассчитывать на студенческую скидку. Когда курс закончился, я перестала быть студенткой, то есть теперь должна была выкладывать почти вдвое больше, чтобы продолжать заниматься йогой.
В «Йога-сутрах» говорится, что мы должны быть благодарны за то, что имеем, и не зацикливаться на том, чего не имеем, но хотели бы получить. (Например, на свечках за сорок долларов, которые продаются у нас в йога-клубе, а к ним еще масло для тела с органическим пчелиным воском, благодаря которому все мои аюрведические доши тут же должны прийти в полный баланс.) Это называется практикой довольства. Но мне кажется, довольство гораздо легче было бы практиковать тем, кто купается в деньгах.
И тут на сцене возникает Карли — моя лучшая подружка из колледжа и девушка с весьма гибкой моралью. (Мой надоедливый братец с небес сейчас смотрит на меня и укоризненно головой качает: «Кто бы говорил».) Карли считала, что ни одному настоящему йогу не придет в голову требовать деньги у творческих людей, художественных натур, которыми мы и являлись.
— Это противоречит самтоше, — объяснила она и, не моргнув глазом, стащила три батончика-мюсли с полки магазина здорового питания. — Нет, погоди. Это противоречит этой… ахимсе[8]. Кажется… Короче, нельзя жадничать, вот в чем смысл. Нужно практиковать довольство. Поняла? К тому же, все в мире — иллюзия. Поэтому всем должно быть все равно.
