Они прорывают фронт. А за передовыми частями идут те, на чью долю выпадает рутинная работа по освоению завоеванных территорий. Всякие там трофейно-похоронные команды. Тьфу ты, типун мне на язык… сейчас перемотаю… как же это называется… э-э-э… кажется, обоз. Вот правильное слово. Дальше идет обоз, то бишь мы, скромные наблюдатели. Гнутенькие и корявенькие… ну, это я уж через край… ладно, скажем так: обыкновенные нестроевые части. Те, кто проработал в космической отрасли долгие годы, но в космонавты так и не сподобился.
Космонавты — потомки летчиков. Их так поначалу и называли: летчик-космонавт. Да и сейчас летная практика у них обязательна. А мы потомки испытателей, людей совсем другой профессии. Ну, вот сравните: летчик-космонавт и наблюдатель-испытатель. Первое заставляет выпрямить спину и поднять глаза к звездам. А второе — согнуться и впасть в тоску. Потому что главное (и единственное) качество, за которое нас ценят, это терпение.
Не подобрать слова, чтобы выразить всю глубину нашего профессионального терпения. Воловье — чушь. Ни один вол не вытерпит того, что выпадает нам. Ангельское? Скорее уж дьявольское. Ведь как все начиналось, когда еще ничего не знали? И чем занимались испытатели? Правильно, испытывали.
Взять, к примеру, скафандр. Все просто. Берешь инструкцию, читаешь: в данном скафандре можно пробыть в вакууме столько-то часов, в морской воде столько-то, сидеть жопой в снегу столько-то, в горячем песке — столько-то. А откуда эти цифирки взялись? Вот то-то и оно. Наш брат испытатель все это на себе проверил. Терпение, товарищ! Посиди в снегу еще часок! Что? Отморозил яйцы? А датчик, воткнутый тебе в шоколадный глаз, показывает тридцать шесть и две десятых! Вот как будет тридцать пять и девять, тогда… Это теоретически допустимый предел. Ты до него досиживаешь, мы записываем время. Потом идешь получать «тугрики» и отогревать гениталии. А то вдруг космонавт приземлится в зимний лес, а в инструкции ни слова!
Вот и представьте вола на нашем месте.
Мы попали в дыру между практикой и наукой. Орлы-космонавты монтируют на Луне научные станции (честь им и хвала!), соколы-ученые используют данные оттуда для своих диссертаций (хвала и честь!). А кто изо дня в день добывает эти данные? Догадались? Мы, серые ослики. Тянульщики унылых лямок.
Терпелив, как наблюдатель, — вот как надо говорить.
Постройка научных станций — дело жутко дорогое. И доставляемый с Луны гелий-три пока что окупает только собственную добычу. А посему станция делается в расчете на одного человека. И все по минимуму. Она сделана из пустого топливного бака — четыре метра в диаметре и шесть в длину. Правильно, чего добру пропадать? В ней полно аппаратуры, но есть крошечный столик, стульчик и спальное место размером с гроб. Склад воздуха, воды, харчей и расходных материалов под полом. Микробиотуалет. Шлюз вообще надувной, тряпочный, снаружи валяется. Все это хозяйство спрятано в стенку кратера. От метеоритов. Они, вообще-то, по большей части пылевидные, не пробьют и скафандра. Но попадаются и очень крупные, с горошину. А это уже серьезно. Их удары даже сейсмограф регистрирует. В этом отношении наиболее опасны Персеиды
