И тут рванул джип.
«Чё-ёрт, что они в нём, снаряды возили?» — Олег помотал глухо гудящей головой. Сильный порыв ветра с озера согнал ядовитый дым в овраг. Со стороны дороги никто не стрелял. Неловко встав на ноги, почему-то уверенный, что стрелять больше некому, он пошёл к «волге». Машина осела и странно накренилась влево. Пока горел только багажник, но пламя в любой момент могло охватить всё. «Сейчас, братка, — Олег не чувствовал, что разговаривает вслух, — сейчас я тебя оттуда вытащу. Я их поубивал. Я их, гадов, всех поубивал. А мы пойдём сейчас… Домой. Вместе». Правая задняя дверца была открыта, и из салона наполовину выпало на дорогу чьё-то тело. Рядом валялся короткий автомат. Схватив труп за воротник куртки — Олег не сомневался, что это труп, вытащил его на грунтовку. Посмотрел в мёртвое лицо. Ага. Отстрелялся, Вадимка. Брат сидел, согнувшись и неловко уткнув лоб в переднее сиденье. Олег догадался, что он, может быть, контужен или даже ранен. Ну, конечно, ранен, вот видно на груди слева, пятнышко маленькое, с пятикопеечную монету. Крови, слава богу, немного. Бросил винтовку, подхватил Брата подмышки и потянул на себя. Сейчас главное — вовремя попасть в больницу. А там и операцию сделают, а если кровь нужна будет, то у него, Олега, её вон сколько. Главное, такая, как надо. Олег потом даже мудака Ватсона простит. Всё будет хорошо.
Тот, кого Панов называл Петровичем, был отброшен тутой ударной волной вниз, в овраг. Перед тем как вывалиться из салона и открыть стрельбу вместе с капитаном, за два мгновения до взрыва, он приставил «Стечкин» к груди находившегося всё ещё без сознания Брата и нажал курок. Сейчас он стоял на краю оврага у разгорающейся «волги» и целился, как в тире: расставив ноги, поддерживая правую руку левой. Выстрела Олег не услышал.
Дерево в камине умирало весело, с огоньком. Мне нравится смотреть, как пламя ласково гладит, облизывает, будто пробует на вкус аккуратные одного размера берёзовые полешки, а потом жадно вгрызается в них целиком, истончает, делает сначала весёлыми ярко-рубиновыми, а потом мёртвыми, пыльными и чёрными. Подбросил ещё.
Сегодня был трудный, но в целом удачный день. Как ловко я срезал этого надутого павлина из Контрольной Комиссии, как схватился он за свой жирный бок, думая, что именно там у него должен находиться тот кусок мяса, который скоро доведёт его до инфаркта. И вообще, время Москвы уходит. Второй Питерский Папа подряд уверенно идёт на второй срок. А там, глядишь, и на третий. Только идиот не заметит очевидного и не сделает правильных выводов. Я — не идиот.
