Она тоже была в Ботаническом саду прошлой ночью, представляла картину из «Тусси». Он понятия не имел, кто такой Супермен, но он был явно связан с Катей Деккер — и, судя по всему, в основе этой связи лежало убийство.
Он не мог даже представить, что делать с конвертом Рея Купера — но кто-то, кто знал Катю Деккер куда лучше, сообразил бы. Он взглянул на здание, где находилась галерея, и увидел в окнах свет.
Алекс Чэнг, решил он. Вот, кому нужен этот конверт.
КАТИНО ПРОБУЖДЕНИЕ от ласковой неги сна было медленным и превратилось в ленивое скольжение сознания от одной приятной мысли к другой. Ее расслабленное тело было переполнено комфортным ощущением покоя и благополучия. Прошло очень много времени с тех пор, как она в последний раз просыпалась с таким же прекрасным ощущением гармонии в мире.
Вероятно, ей стоит чаще пить перед сном двойной шоколадный латте. Она всегда опасалась, что кофеин не даст ей уснуть, но, может, тройная порция взбитых сливок…
Ее глаза распахнулись, когда мозг пронзила неожиданная вспышка реальности, каждая клеточка тела проснулась, когда действительность обрушилась на нее с поразительной ясностью. Это не взбитые сливки в латте выкрутили ее до состояния полнейшего изнеможения, а потом высушили насухо. Это был Хокинс. Кристиан Хокинс.
О Господи, что же она натворила?
Или скорее: чего она не натворила?
Очень осторожно, задержав дыхание, она скосила глаза направо.
В самом деле, что она натворила и не натворила?
Как вопрос эти слова лежали за гранью разумного. Что она натворила было так же очевидно, как и шесть футов совершеннейшей наготы, совершеннейшей мужественности, татуированного изящества, лежащего рядом с ней; так же очевидно, как и жар, исходивший от него и согревавший ее этим серым, дождливым утром.
Именно таким она его и помнила. Он всегда был горячим. Даже тем далеким летом она любила лежать рядом с ним, ощущая тепло и силу, которые так естественно излучало его тело, ощущая скрытую энергию его мускулистых объятий. Он был самым красивым мальчиком из всех, кого она видела.
А теперь он стал самым красивым мужчиной. Даже Никки МакКинни не смогла бы улучшить его красоту. Суровые линии его лица разгладились во сне и тусклом свете утра. Его волосы были густыми и шелковистыми, цветом полночи контрастируя с подушкой. Скулы потемнели от щетины.
Простыни съехали вниз по его бедрам, открывая почти всю татуировку, а она — она взглянула на себя — была абсолютно голой.
