Так что он делал вид, что весьма заинтересован картинами с самим собой, что было весьма странно, и старался не встречаться ни с кем глазами, то есть почти все время он проводил, разглядывая стены и мечтая о том моменте, когда снова полезет в горы. Он мог бы уже сегодня отправиться к Флатирону, разбить лагерь под каким-нибудь угловатым склоном и выйти с завтрашним рассветом.
Да, это звучало прекрасно.
Он снова оглядел галерею. На противоположном конце располагался старый лифт, а рядом с ним — дверь, ведущая в переулок. Что-то в этой двери весь вечер привлекало его внимание. Возможно, дело было в ее возможностях — в возможности побега.
Он посмотрел на часы. Он даст Киду и Никки полчаса — ладно, сорок минут — а потом собирался проведать ее. Если с ней все будет в порядке, хорошо. Он отправится в Боулдер один.
Когда все было решено, он обнаружил, что его взгляд снова вернулся к той двери — но на этот раз она открылась.
В галерее работал кондиционер, и воздух, ворвавшийся с улицы, был по-прежнему заряжен жарой. Он накрыл комнату волной тепла, прорываясь через прохладу и пролетая сквозь помещение галереи ветерком, словно припечатывая Трэвиса к месту. Он пах городом, горячими кирпичами и паром. И он принес с собой вестника.
Потрясающего вестника.
Она стояла в дверях, подсвеченная сзади уличным светом. Металлический отблеск сиял на изгибе бедра.
Кольчуга, понял он. Она надела юбку из кольчуги поверх черных шелковых легинсов. На месте молнии в ножнах лежал нож. Снизу легинсы были закатаны, открывая четыре дюйма обнаженных ног над парой черных кожаных сапог на толстой подошве. На ней была черная круглая кепка, натянутая низко на лоб, пара зеркальных солнечных очков. Правое предплечье покрывала китайская татуировка. Серебристый высокий хвост поднимался сзади из кепки и падал спереди на узкую черную борцовку, обтягивавшую изгибы ее груди. Пачка сигарет торчала из кармана на боку ее юбки, а одна сигарета болталась между ее губ. Пока он наблюдал за ней, она выудила из кольчужной юбки коробок спичек и прикурила. Он практически слышал, как она затянулась. Выдохнула она через нос.
Черт, она вся состояла из дыма и зеркал, и была совсем не в его вкусе, но он никак не мог понять, почему все его нутро скрутило при первом же взгляде на нее.
Она огляделась вокруг, холодная словно лед, осматривая галерею, прежде чем начать движение. Поразительно, но движение это происходило в его сторону.
Он почувствовал, как ее глаза за зеркальными стеклами очков впились в него — то было странное ощущение, словно на него надели наручники. Никакому логическому объяснению оно не подчинялось, как не подчинялось и странное возбуждение, согревавшее его кожу.
