Шахов закончил рапорт.
– Помнишь, как Александр Викентьевич стал следить за тобой? – спросил Сергей, увидев, что Шахов положил ручку. – А когда ты пригласил его покататься и поговорить – рассказывал о предстоящей поездке табачнику Акопяну? А тебе втолковывал, что у старика отличная память, особенно на лица? – И Сергей заразительно рассмеялся.
– Что же здесь смешного? – Шахов налил себе стакан воды. – Плохо я эту встречу проводил. Утром пытался зайти к нему в номер, но дверь была заперта. Громко стучать не хотелось. Молча протянуть ему удостоверение? Сам знаешь, жили на пятачке, кругом народ. Можно сорвать всю операцию. – Шахов поставил стакан на тумбочку. – Друянов старый адвокат. Насмотрелся за свою жизнь. Он мне потом рассказывал о своих опасениях: «Столкнет, думаю, меня этот парень с какой-нибудь скалы. И положит в карман записку такого содержания: что, мол, в смерти Казакова виноват и т. д. А поехать хочется – любопытство разбирает».
– Увидев твою физиономию, еще и не то подумать можно, – тихо, как бы про себя, сказал Сергей. – Я бы с тобой и в кино не рискнул пойти.
– Следы юношеских увлечений у кого на лице, а у кого и на всем теле, – парировал Шахов и многозначительно посмотрел на товарища. – Я хоть купаться могу. Не как некоторые.
Сергей обиженно спросил:
– Бить ниже пояса тебя на ринге научили?
– Сережа, друг ты мой наилучший, – Шахов подошел к Баклакову, обнял его и приподнял со стула.
– Хватит. Прощаю. Идем обедать.
Друзья закрыли кабинет и отправились в столовую.
