– А повеселее у вас ничего нет?
* * *
Предчувствия
никогда не обманывали меня.
И теперь они –
как неумолимые билетёры
в дверях Волшебного Театра –
которые упрямо твердят мне:
«Сезон окончен.
Больше ничего не покажут…»
Евгений Аронович смотрит на меня неприязненно и говорит строго, даже жёстко:
– Вы слишком молоды, чтобы писать такие трагические стихи!
– Когда-нибудь и я постарею, возраст – дело наживное… Но вряд ли я когда-нибудь буду писать оптимистические стихи. Для этого нет повода.
– А почему нет рифм?
– А рифмы здесь не нужны. Мне сейчас вообще не до рифм… И потом, я пишу так, как выливается из души, я всегда так писала. Когда приходит стихотворение, я не думаю в этот момент, в рифму оно или не в рифму – просто записываю его, и всё.
– Творчество должно быть управляемым процессом. Почему столько стихов на одну тему? Вы перепеваете саму себя.
Перепеваю саму себя?… Не себя перепеваю, а свою тоску. Просто она никак не выльется вся из души…
* * *
Через несколько дней.
Опять прихожу в цирк на Воробьёвых горах. Старенький дежурный уже узнаёт меня. Опять жду… Страшно волнуюсь. Господи, как я волнуюсь! Почти так же, как когда ждала у служебного входа Моего Клоуна…
Брожу по громадному, холодному вестибюлю… стою у огромного, настуженного окна, у стеклянной, ледяной стены… Всё такое огромное и холодное. Весь мир такой огромный и холодный. Как громадный кусок льда. Как будто наша Земля уже давно остыла и превратилась в кусок льда… А за ледяной стеной – осень, дождь… и жёлтые листья распластаны на мокром, чёрном асфальте – как маленькие распятья, растоптанные сотнями ног…
…Низкое, мрачное небо, обкусанное тёмными, тяжёлыми крышами…
…Ядвига выходит из-за кулис, высокая, стремительная… такая вся светлая, синеглазая… Короткие светлые волосы слегка растрёпаны… быть может, она только что репетировала… Я готова к каким угодно словам, к какой угодно реакции… я так переволновалась, пока ждала её, что сделалась совершенно бесчувственной. Как будто мёртвой. Она стремительно подходит ко мне и порывисто, горячо обнимает:
– Спасибо! Спасибо вам! Вы написали то, что я сама хотела бы написать, только я не умею… Я плакала, когда читала… очень плакала. А потом мне стало легче… Они – мои?
(И он меня так же спрашивал всегда!)
– Я не должна возвращать их вам? – спрашивает она. – Я не хотела бы с ними расставаться.
(И он говорил так всегда! Он тоже никогда не хотел расставаться с моими стихами!)
– Они – ваши, – говорю я. И чувствую, как тепло разливается по моему телу, тепло заливает сердце, и я опять становлюсь живой…
