Однажды, когда мы были у неё в комнате вдвоём, Людмила Фёдоровна с дрожью в голосе воскликнула:
– Как же я её ненавижу!
– Кого? – не поняла я.
– Советскую власть!
Она сжала виски худенькими руками и смотрела куда-то мимо меня. В её глазах – боль и отчаянье. И она сказала твёрдо, как будто вынося приговор:
– Я никогда! никогда! не прощу ей взорванный собор в Кисловодске! И всё остальное…
Взорвали собор на рассвете,
заплакал ребёнок во сне.
Седея, осунулись ветви,
Поникли в грохочущий снег…
Торжественный, арочный, струнный,
собор был храним и любим,
в ночах ослепительно лунный
над домом твоим и моим…
В паденье своё, как в паренье,
он тучей вскрылился сквозной,
засыпав сады и строенья
прощальной своей белизной…
* * *
Когда Пресман говорил о Боге, о том, как прекрасно и мудро устроена Вселенная, и как велик Разум, стоящий у истока всего, мне становилось спокойно и хорошо. Я готова была слушать его круглыми сутками! Его слова вливали в меня уверенность в том, что у жизни нет конца. Что смерть – это только эпизод бесконечной жизни. Как рождение. Только переход – из вечности в земное существование – и опять в вечность… И вечность не казалась страшной пустотой – она была наполнена живой, тёплой, мыслящей энергией…
Когда я слушала Пресмана, я явственно понимала и чувствовала, (чувствовала каждым своим атомом!), что конца у жизни нет… Мне вспоминалось моё детство на Философской улице, когда я это чувствовала всем своим существом: СМЕРТИ НЕТ. Я стояла тогда на старой деревянной веранде, глядя на весенний ликующий клён прямо перед моими глазами, и чувствовала в себе живое, ликующее бессмертие… Куда это потом делось? как и где растерялось?… И вот, благодаря Пресману, я опять собирала осколки разбитого в себе рая, собирала осколки веры – в единое, ликующее ЦЕЛОЕ. Великий Разум, он являет себя человеку каждую минуту жизни. Надо только уметь видеть. И слышать. Когда я слушала Пресмана, я чувствовала, что стержень внутри меня крепнет. Я почти физически это чувствовала…
* * *
Кроме Пресмана, на каптеревской кухне пророчествовал порой ещё один удивительный человек – Вячеслав Кондратьевич Зайцев. Или, как его ласково называла Людмила Фёдоровна, – Зайчик, или просто Заяц. А ещё его называли Марсианином.
Сам Марсианин жил в Минске, изредка наезжая в Москву, чтобы произвести в умах московской интеллигенции, интересующейся не только материальным и не только нашепланетным, – очередное волнение. Марсианин занимался контактами с другими цивилизациями и писал невероятные книги, разоблачающие этот – видимый мир – как пошлую декорацию. Декорацию, скрывающую мир истинный…
