Вывод? Доживем до полуночи. Не так и много осталось…
Он долго и скрупулезно вычищал съемную квартиру от… да от себя и вычищал, от своих случайно уроненных спичек, бумажек, от своих отпечатков на том, к чему прикасался или мог прикоснуться, от остатков пищи, от запаха своего, наконец. Порвав на куски хозяйкину простыню, протер все. И квартиру проветрил, как уж получилось: зимой, конечно, было бы быстрее и надежнее. В остатки простыни собрал остатки своего пребывания, а еще вещи свои нужные собрал в бездонную сумку. Положил, как и договаривались с хозяйкой, денежки за месяц на кухонный стол, придавил стаканом. Вышел в носках на площадку, обулся там, запер дверь, ее тоже протер – где касался, а ключ скинул в почтовый ящик.
Остатки простыни тоже в сумку запихнул, а по дороге, поодаль от дома бросил в мусорный бак, дошел до машины и уехал.
Стоило плотно и неторопливо поесть. Проще сказать – заправиться. Чтоб до завтрашнего дня хватило, до прибытия к следующему пункту программы. А после невредно сходить в кино: ничего так не стимулирует работу, как тупая комедия о тупой жизни с тупыми актерами.
Плюс к тому же – до боли отечественная.
Наблюдательный пост выбрал чуть ближе к поселку. Засветиться не боялся. За те минувшие часы, что провел в засаде, никто его не обеспокоил. Люди из поселка здесь не ходили – некуда было, ближайший населенный пункт, который оставлял обок Пастух, теснился километрах в семи-восьми за невеликим островком леса и полями, на которых что-то колосилось. Что – Пастух не ведал: в его жизни сельской составляющей не случилось.
Он лежал себе, лежал, поглядывал то и дело в окуляры бинокля, ни о чем серьезном не думал, ждал. Так, бывало, часами мог лежать с хорошим снайперским комплексом с оптикой, с ночным прицелом – в кустах, в траве, среди камней – и тоже ждать. Уж чего-чего, а ждать и не думать он научился. Или жизнь заставила. И она, жизнь, научила никаких даров от нее не ждать и не думать о ней никак. Есть она и – славно. А задаром, как утверждал директор детдома, только кошки ссут. Часто утверждал, по разным поводам. Пастух тогда поверил словам, а потом не раз убеждался: прав был старик. Не в смысле кошек, а в смысле жизни людской. Числя негативное нормой, сладко ощутить подарком позитивное. Это уж сам Пастух впоследствии вывел.
Он так долго лежал и смотрел с горушки на поселок, что уже и не считал его реальным конгломератом или, если о его обитателях, сообществом, а невольно представлял красивой и подробной детской игрушкой, собранной из лего, например. И возможно протянуть руку и осторожно взять пальцами один коттеджик, умело сложенный, умостить на травке и легким щелчком разрушить. И – дело с концом.
