Брат, мне очень грустно видеть, что ты причинил этому достойному человеку такое огорчение… Сэр Питер, нет ничего на свете благороднее, чем человек возвышенных чувств!
(Уходит.)Остальные молча смотрят друг на друга.
Джозеф Сэрфес. Сэр Питер… хотя, конечно… я не отрицаю… видимость против меня… однако, если вы согласны меня выслушать… я не сомневаюсь… что мои объяснения… вполне вас удовлетворят.
Сэр Питер Тизл. Прошу вас, сэр.
Джозеф Сэрфес. Дело в том, что леди Тизл, зная мои намерения относительно вашей воспитанницы, Марии… я хочу сказать, сэр… что леди Тизл, опасаясь проявлений вашей ревности… и зная мое дружественное расположение к вашему семейству… она, сэр, я хочу сказать… пришла сюда… для того, чтобы… я объяснил эти намерения… но при вашем появлении… опасаясь… как я сказал… вашей ревности… она скрылась… и это, даю вам слово, все, что было в действительности.
Сэр Питер Тизл. Очень ясный ответ, несомненно. И я ручаюсь, что эта дама подтвердит каждый его пункт.
Леди Тизл. Ни единого слова, сэр Питер!
Сэр Питер Тизл. Как так? Почему вы не расписываетесь в этой лжи?
Леди Тизл. В том, что этот господин вам сказал, нет ни слова правды.
Сэр Питер Тизл. Охотно верю, сударыня!
Джозеф Сэрфес(тихо). Черт возьми, сударыня, вы хотите меня предать?
Леди Тизл. Господин Лицемер, разрешите мне сказать самой.
Сэр Питер Тизл. Не мешайте ей, сэр. Она вам сочинит историю удачнее вашей и без суфлера.
Леди Тизл. Выслушайте меня, сэр Питер! Я пришла сюда не по делам вашей воспитанницы и даже не зная, что этот господин имеет на нее какие-то виды. Я пришла, соблазненная его коварными увещаниями, готовая внимать его мнимой страсти, а то и принести в жертву его низости вашу честь.
Сэр Питер Тизл. Теперь как будто правда выясняется!
Джозеф Сэрфес. Эта женщина сошла с ума!
Леди Тизл. Нет, сэр, к ней вернулся ее рассудок, и вы сами этому помогли своим искусством. Сэр Питер, вы, конечно, можете мне не верить, но ваша нежность ко мне, которой я была невольной свидетельницей, так глубоко проникла мне в сердце, что, если бы я ушла отсюда, избегнув этого позорного разоблачения, моя будущая жизнь доказала бы, насколько искренна моя благодарность. А что до этого сладкоречивого лицемера, который пытался обольстить жену своего не в меру доверчивого друга и в то же время почтительно ухаживал за его воспитанницей, то для меня он предстал в таком постыдном свете, что я, которая слушала его, не могу больше себя уважать.
