Чертов праздник! Чертов Новый год!
Неожиданно для себя самой Марьяна вдруг расплакалась. Наверное, это все грипп виноват… «Эмоциональная неустойчивость» – вот как это называется. Еще один симптом, вроде насморка или кашля.
Она старалась взять себя в руки, успокоиться и подумать о чем-нибудь хорошем, но слезы все лились и лились, словно там, глубоко в душе, прорвался наружу бездонный источник. Марьяна вытирала глаза бумажной салфеткой, но скоро она превратилась в мокрый, слипшийся комок, а идти за новой было лень.
Словно почувствовав ее настроение, Найда сначала сильнее прижалась к ней, а потом вылезла из своего укрытия и принялась истово вылизывать лицо и руки, как будто хотела утешить.
Марьяна обняла ее.
– Найда, Найдочка, найденыш мой… Да, да, ты моя хорошая… Только ты одна у меня и есть, – повторяла она, гладя мягкую волнистую шерстку.
Словно иголка, уколола новая мысль: а что будет с Найдой, если с ней самой что-то случится? Ну, заболеет, к примеру, по-настоящему, или в аварию попадет, или кирпич на голову свалится? Пропадет, точно пропадет… Значит, надо взять себя в руки – хотя бы ради Найдочки.
Она и сама не заметила, как заснула, прижав к себе собаку. Найда, умница, не шевелилась, прижавшись к ней всем телом, согревая ее своим теплом, словно большая мохнатая грелка.
Марьяне снилось, что она приходит к себе домой – и не узнает ничего. Привычный простой и строгий «минималистский» интерьер сменился какими-то рюшечками и подушечками, на стенах висели странные картины с цветами и птицами – нарочито примитивные, будто их нарисовал ребенок, и в то же время, глядя на них, хотелось улыбаться, с потолка свисал расписной шелковый абажур… Наверное, любой модный дизайнер упал бы в обморок от такой пестроты, но таким теплым уютом сразу повеяло в доме! Теперь здесь хотелось жить, а не только спать, приходя с работы.
Марьяна ощутила привычный запах кофе и яблочного пирога – совсем как в детстве, у бабушки! – и снова чуть не расплакалась.
Но только она подумала об этом, как дверь в кухню приоткрылась и бабушка сама вышла ей навстречу. Марьяна помнила даже сейчас, что уже много лет ее нет в живых, но Варвара Алексеевна выглядела точно так же, как в тот последний вечер, когда подарила ей бирюзовый браслет, – то же пестренькое домашнее платье, тяжелый узел седых волос на затылке, очки в роговой оправе… Даже тапочки те же самые, клетчатые!
– Бабушка! – Марьяна просто обомлела от изумления и замерла на пороге. Она хотела сказать «Ты же умерла!», но почему-то не смогла вымолвить этих слов.
