А есть ли еще в картинах летней природы что-нибудь, кроме живых метелей, напоминающее зиму? Чтобы в пору солнцеворота, когда на земле правит зной, вспомнился январский денек? Такой денек, когда в стылом воздухе, в лучах низкого и неяркого солнца искорками сверкает ледяная пыль, невесомая, неощутимая и заметная только своим блеском, игрой света. Скроется за случайное облако солнце, и тут же пропадает это сверкание, а невидимые кристаллики беззвучно опускаются на снег, на ветки, на асфальт.
Мне вот такую искрящуюся морозную пыль напоминает невидимый, но ощутимый «дождь» из медвяной росы под деревьями городских лип. Когда начинается новый день, и едва остывшие улицы успевают очиститься от вчерашней пыли и гари, когда солнце освещает деревья сбоку и даже чуть-чуть снизу, вспыхивают и гаснут под липовыми кронами крошечные золотистые искорки: медленно-медленно падают с листьев медово-сладкие капельки пади. С верхних — на нижние, с нижних — на землю. Роняет те капельки впившаяся в листья тля, высасывая из дерева еще до его цветения столько сахара, что даже пчелы не обходят его своим вниманием, хотя мед получается не первого сорта.
Тля наседает на липу еще с весны, поэтому в разгар тополевого пухопада облитые падью темно-зеленые листья словно седеют от беспрестанно налипающего на них пуха. К пушинкам цепляются еще пушинки, и странным нарядом одеваются деревья. Он не похож на первый снег, который иногда ложится на кроны еще до листопада. От него не поникают ветки, не обвисают листья, не тает он от горячего солнца и держится лишь до первого дождя. Грозового двухминутного ливня бывает достаточно, чтобы смыть его, слипшегося от сладких капелек, вместе с пылью. И снова возвращается свежий цвет листве, и заметнее становятся желтоватые крылышки соцветий, крупнее — шарики бутонов.
Но тля остается после дождя, и снова по утрам сверкает под деревьями медвяная искра, пока в середине июля не прилетят с полей семиточечные божьи коровки, деловитые жучки-солнышки. Несчитанные их легионы в поисках привычной добычи, тли, снявшись с места, где родились, кочуют, не придерживаясь постоянного направления. Может быть, раз или два в столетие их собирается столько, что слово «нашествие» оказывается слабоватым для определения грандиозности жучиного вторжения в города.
Такое вторжение произошло в Воронеж в июле 1973 года. Под вечер, двадцатого числа в городе и его окрестностях в ясную и тихую погоду внезапно разыгралась невиданная черно-красная метель: над самой травой и до высоты, доступной нашему взгляду, летели мириады божьих коровок. Наступило что-то вроде неполного солнечного затмения, когда солнце светит едва вполсилы. Деревья, ограды, столбы, стены домов стали покрываться густоржавчатым налетом от опустившихся на них жучков. Близился вечер, и они искали какого попало ночлега. Ничего зимнего, конечно, в этой картине не было, но на метель, действительно, было похоже.
