– Я знаю.
– А ты новой сеткой убиваешь программу!
Огольцов вскинул руки, будто останавливая меня.
– Женя! Я был против! – сообщил он. – Я был за тебя! Но ты же знаешь, какое условие поставил от имени «Стар ТВ» Боголюбов! Или мы все берем пакетом и ставим боголюбовские программы в лучшее время, или он уходит на другой канал. И когда встает вопрос – твоя программа или боголюбовский пакет…
Гена развел руками.
– Мы ведь одной твоей программой эфир не заполним, у тебя хронометраж тридцать минут, а у Боголюбова – часы. И как ты думаешь, в чью пользу будет выбор?
Он посмотрел на меня, как на маленького несмышленыша.
– Но дело даже не в этом, – сказал Гена, понизив голос, как будто в кабинете, кроме нас с ним, был еще кто-то и он не хотел, чтобы чужие уши слышали то, что он мне говорил. – За твою программу бороться было невозможно в принципе. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Нет.
– Этот последний «Телетриумф»…
Я напрягся, и Гена, заметив это, еще больше добавил сочувствия в свой голос.
– Извини, я буду говорить не очень приятные вещи, но… – Сделал паузу. – Случившееся всеми было расценено как провал. Твой, Женя, провал, и твоей программы соответственно тоже.
Это было так несправедливо, что я не нашелся, что ответить.
– Нулевой результат при участии в семи номинациях одновременно – это симптом.
Я протестующе вскинулся.
– Это не мои слова! – поспешил уверить меня Гена. – Это мнение телевизионной тусовки. К ней можно относиться по-разному, но игнорировать – ты уж извини.
– А на мнение телезрителей тебе наплевать?
– Если бы сетку вещания составляли телезрители! – мечтательно и печально протянул Огольцов. – Ты пойми, Женя, я всей душой – за тебя, но…
Касаткин – тот чиновник опытный. А Гена Огольцов еще только учится, но, надо отдать ему должное, науку схватывает на лету, и линия поведения у него – один к одному касаткинская. Лично я, мол, за, но вот обстоятельства, брат, они ведь сильнее нас, и тут ничего не поделаешь. Касаткин все валил на Огольцова, Огольцов все валит на Совет, все вроде бы за тебя, но только вот конечный результат почему-то получается плачевный.
– Ты хоть понимаешь, что программе – конец? – спросил я.
– Ну зачем же так мрачно.
– Ты дурака решил валять?
– Женя! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
Едва ли не слово в слово касаткинские слова. Начинался такой разговор, в котором лично мне все было известно наперед.
– Ладно, разберемся! – недобро насупился я. – Но ты уж мне поверь, что с сеткой вы маху дали, придется ошибки исправлять!
