— Вот мы и приехали, — сказала синьорина Кирико, открывая дверь квартиры. Такой квартиры Соня не видела никогда. В гостиной стояли диван и красивые кресла, висели картины, и было много-много книг. Они выстроились ровными рядами в специальных шкафах, которые так и называются — книжные. Соне показалось, что она, как Алиса, попала в Страну чудес. Боби тоже был доволен.
Когда вечером Соня лежала под одеялом на мягком диване — учительница постелила ей в гостиной, — она была на седьмом небе от счастья. «Слово „учительница“, — подумала она — не хуже, чем „Боби“, оно тоже очень хорошее. Вот бы завтра записать его в тетрадь!» — И с этой мыслью она уснула.
Сидя в трамвае со стопкой учебников на коленях, Соня повторяла про себя знаменитое стихотворение тосканского поэта четырнадцатого века Чекко Анджольери. Начиналось оно так: «Будь я огонь — весь мир бы сжег собою…» Соне нравилась гордая мятежность, сквозившая в каждой строке, смелость бунтаря, готового противостоять не только людям, но и природе, миру. Анджольери был ее кумиром, она читала и перечитывала любимые стихи, заучивала их наизусть. Учитель литературы, конечно, правильно говорил, что граничащая с цинизмом смелость Анджольери была реакцией на господствовавшую в Средневековье схоластическую традицию, но и сегодня, в пятидесятые годы двадцатого века, он не потерял своей актуальности. Соне он был ближе многих современных поэтов; как хорошо она понимала его, когда он говорил, что хотел бы стать римским папой или императором, чтобы вершить суд! Но еще лучше она понимала его желание стать смертью: «Будь смертью я — я б встретился с отцом…» «И с матерью», — добавляла она от себя, беззвучно шевеля губами. «Будь жизнью я — от них бы я бежал…» — цитировала она любимые строки, но, испугавшись их крамольного смысла, отогнала от себя непозволительные мысли. В памяти всплыл тот далекий день, когда синьорина Кирико пригласила Соню к себе в Милан, в квартиру на улице Сеттембрини. Прошло уже десять лет, но ее сердце каждый раз сжималось от грусти, когда она вспоминала любимую учительницу, умершую в сентябре 1948 года от инфаркта. Узнав о случившемся, ученики тогда поставили на опустевшую кафедру большой букет цветов. Соне казалось, что она осиротела, но, к счастью, у нее был Боби, он помог ей пережить горе. Песик и сейчас жив, правда, сильно постарел. Он по-прежнему терпеливо ждет ее возвращения с занятий, но уже не у школьного забора, а на трамвайной остановке: его хозяйка теперь учится в Милане, а ездить с ней на трамвае ему не положено.
