2
О розами дохнувший весенний ветерок, О ты, что розощеким цветочный сплел венок, Хмельному ты нарциссу один сумел помочь, Ты зажигаешь светоч для бодрствующих ночь. С признательной стопою всеблагостный гонец! Прах под твоей стопою - чела земли венец! Садов цветочных дети упоены тобой, Сердца тюльпанов этих полонены тобой. Татарский мускус веет в дыхании твоем, Алой кумарский тлеет в дыхании твоем. Духовной ты лампаде даруешь запах роз, Дыхания мессии ты аромат принес. С лица у розы-девы снимаешь ты покров, Плетешь узлы якинфа из многих завитков. Едва дохнешь весною, - светла душа воды, Дохнешь, - и тотчас мускус повеет от гряды. А Рахш, тобой гонимый, несется, как вода. В тебя урок истоков вольется, как вода. Ты разве не был, ветер, Джамшидовым конем? Ты разве птиц небесных не обучал на нем? Ты аромат рубашки доставил в Ханаан, Ты прочитал Якубу Египта талисман. На миг мой дух мятежный покоем утоли, Мне раненое сердце дыханьем исцели! О, если огнесердых ты понял в их судьбе, Аллах, мне будет сладко, - будь сладко и тепе!
* * *
Красавец Сирии - закат - надел печальный свой убор, Эфа серебряный из уст свой шарик золотой простер. Утратил небосвода перст блеск Сулейманова кольца. На Ахримановом пути твердыней замок стал в упор. Ночь-негритянка, пожелав чужие царства взять в полон, К вратам Хатана подступив, разбила пышный свой шатер. Мать мира древняя сосцы нарочно вычернила тьмой, Чтоб ей младенец-солнце грудь не стал сосать наперекор. На рынке мира небосвод торг самоцветами ведет, Лазурный с жемчугом поднос у входа ставит на ковер. Полуденного шаха двор в края сирийские ушел, Хосров из Индии набег свершил в страну китайских гор. В темнице солнце пленено, как лунный лик у египтян, А полюс, что старик Якуб, в дому тоски слезу отер. Небесный кравчий, правя пир, взял в руки кубок золотой, Он мути нацедил в кувшин там, где сомкнулся кругозор. Вчера, когда моей души от скорби таяла свеча, Одна из звезд, палящих грудь, мне озарила их собор. Сгорела в пламени души недолгого терпенья нить, И птицу сердца, всю в крови, спалил на вертеле костер. Мой еле слышимый напев - полуночной печали стон, Мой недожаренный кебаб от крови сердца стал остер. Я ныне жалкий, честь моя погибла в пламени вина, Истерзан и ограблен я, барбат звенящий - вот мой вор. От колыбели у людей пророком названный Махди С вершин величья на меня величественный кинул взор, Сказав: доколь в смятенье нег твоя сердечная свеча, Дымя без нити, будет тлеть? Ответствуй, - до каких же пор? Ты будешь долго ли пытать в теснине этой сердца пыл? Потайно сердце отдавать в заклад несчастью, на позор? О встань, как Иса, и взлети на изумрудный тот престол, Руками вырви очи звезд, казни их равнодушный хор! Ты Водолеево ведро у старца-неба отыми! С султана-полдня ты сорви его венец, будь смел и скор! А ежели захочешь ты на полюс неба залететь, Похить трех жен у Мертвеца и прочь умчись во весь опор! Ты пламя солнца разогрей, перо волшебное сожги! Ты небу голову сруби! Кинжал Бахрама - твой топор! Нейди тропой игры пустой, - иди божественной тропой, Ты рук беспечностью не мой, - таков наш будет уговор.
