Между тем мистер Уоткинс все еще не ответил на ту вежливую и притом весьма четко выраженную просьбу, с которой обратился к нему Сиприен Мэрэ. Посвятив никак не меньше трех минут на размышления, он решился наконец вытащить из угла рта свою трубку и высказал некоторое мнение, которое имело весьма отдаленное отношение к теме.
— Надеюсь, дорогой месье, погода вот-вот переменится! Никогда я так не мучился своей подагрой, как нынче с утра!
Молодой инженер, нахмурившись, на миг отвернулся, чтобы сделать над собой усилие и ничем не выдать своего разочарования.
— Может быть, вам следовало бы отказаться от джина, мистер Уоткинс! — весьма сухо произнес он, показывая на кувшин из керамики, который ввиду неослабного внимания пьяницы очень быстро терял в своем содержимом.
— Отказаться от джина! Боже праведный, ай да совет! Разве джин может повредить порядочному человеку?… Конечно, я знаю, что вы имеете в виду!… Сейчас вы назовете мне рецепт, который один врач порекомендовал страдавшему подагрой лорду-канцлеру. Постойте, как же звали этого врача? Абернети вроде бы! «Хотите хорошо себя чувствовать? — обратился он к своему больному.— Живите из расчета один шиллинг в день, причем зарабатывая его собственным трудом!» Все это и впрямь прекрасно! Однако — да простит мне наша старушка-Англия — если для хорошего самочувствия следовало бы жить на один шиллинг в день, то для чего тогда наживать состояние?… Стало быть, все это глупости, недостойные такого умного человека, как вы, господин Мэрэ! Так что оставим эти разговоры, прошу вас! Мне, видите ли, куда более по душе заниматься землей! Вкусно есть, сладко пить, раскуривать добрую трубку всякий раз, когда захочется,— других радостей у меня в этом мире нет, и вы хотите, чтобы я от них отказался?
— О, никоим образом! — поспешно ответил Сиприен.— Я просто напомнил вам рецепт сохранения здоровья, который кажется мне правильным! Но давайте и впрямь оставим эту тему, коль скоро вам, мистер Уоткинс, того хочется, и вернемся к главной цели моего визита.
Мистер Уоткинс, только что явивший пример безудержного многословия, снова впал в немоту, молча попыхивая трубкой.
Вдруг дверь отворилась, и вошла юная девушка с подносом, на котором стоял стакан. Этому милому созданию очень шел капор, модный в ту пору у фермерш Вельда, и простенькое, в цветочках, полотняное платьице. Лет девятнадцати — двадцати по возрасту, с очень белой кожей, прекрасными светлыми и мягкими волосами, огромными голубыми глазами, нежным и веселым выражением лица, она являла собой образ здоровья, изящества, хорошего настроения.
