Человек упорно трудится, но приходит время — и он оглядывается на пройденный путь. За кипучей деятельностью он почти перестал размышлять о смысле своей жизни. Теперь до него доходит, что век, прошедший уже одну треть положенного ему времени, еще не открыл своей цели. Нет уже былого порядка и норм, пригодных для всех. Правда, государственные деятели из половины стран мира еще собираются каждые несколько месяцев в Женеве и делают лицемерные заявления, но союз, который должен был подарить миру новое, более совершенное устройство, с самого начала оставался только идеей; теперь же он смертельно болен. Отношения между государствами внешне протекают в дипломатических формах, берущих свое начало из того времени, когда существовал союз нескольких держав, но теперь этого союза более не существует. Силовые государства придерживаются официальной дипломатии пока еще в качестве фасада, но важнейшие международные дела и сделки они осуществляют через подпольные каналы. Внутренняя и внешняя политика пересекаются. Новый опошленный, вульгарный макиавеллизм готовится вступить в свои права. То в одном, то в другом государстве поднимает голову тиран, опираясь, как в античные времена, на улицу и на массы, не имеющие собственного мнения. Тираны могут враждовать друг с другом, ложные учения о значении, выплескиваемые в мир их пропагандистскими машинами, могут внешне противоречить друг другу, в основе же своей цели их идентичны. То, что еще сохранилось от гуманного либерального века, должно быть разрушено; они стремятся к завоеваниям с помощью грубого насилия, личность должна быть порабощена — и для достижения своих целей они готовы на любое беззаконие.
Человек обнаруживает, что новые фронты проходят через государственные границы, через народы, и поэтому для индивида, для личности, наделенной чувством собственной ответственности, встают совершенно новые проблемы, которые невозможно решить средствами, известными ему с юности. И в эту минуту приходит осознание того, что перед ним беспрецедентная ситуация и что привычка, обычай, мораль, писаный закон не смогут указать путь. Он видит, что отныне все его действия или отказ от действий должны подчиняться высшему, божественному закону, слово которого будет каждую минуту подсказывать ему его собственная совесть.
Канарису было 47 лет, когда он возглавил разведку. Внешне, несмотря на свежесть лица, он выглядел старше, потому что его волосы были уже совершенно белыми. Вскоре среди тех, кто с ним имел дело, за Канарисом закрепилась кличка «Седой старец», «Седой». Это можно легко понять, потому что Канарис зрелостью своих решений и сдержанностью, с которой он обычно преподносил их, производил впечатление мудрого старика. Он ни с кем не откровенничал, его манера выражаться была, — по словам человека, который работал вместе с ним в Сопротивлении против Гитлера, — «эклектичной». У него были все основания скрывать от окружающих свои истинные взгляды. Мы уже знаем, что Канарис не принадлежал к тем, кто осудил национал-социализм с самого начала. В какой момент он осознал, что гитлеризм — это не преходящее явление, которое можно преодолеть нормальными политическими средствами парламентской системы, а что речь идет о феномене, угрожающем самому существованию Германии и даже Европы, нам не известно. К тому времени, когда он стал начальником разведки, это осознание в нем уже созрело. Бойкот, объявленный евреям, и преследование всех «неарийцев», принимавшее все более беззаконные формы, его наблюдения, сделанные 30 июня предыдущего лета, и то, что он случайно узнал о всем масштабе осуществлявшихся убийств и жестокостей, совершенных в этот и последующие дни, — все это было достаточным, чтобы развеялись его сомнения в том, что Гитлер и его паладины никогда не «полиняют», об этом не могло быть и речи. Однако он все еще пользовался — не в последнюю очередь из-за нападок, которые в прошлом с таким шумом обрушивались на него со стороны левых, — у руководителей НСДАП репутацией «надежного человека», и Канарис не считал нужным преждевременно поколебать это мнение. Потому что ему с самого начала стало ясно, какое орудие власти ему дали, поставив во главе отдела разведки в авторитарном государстве, все заметнее идущем в сторону тоталитаризма.
