После этого мы лениво прошлись по музею, посмотрели на бутылки из-под «Вимто», на сохранившийся «форд-фиесту» с его намеренно архаичным — до бесстыдства — дизайном и на пейзаж Тернера, не из лучших, как счел отец. Затем мы спустились этажом ниже и застыли в восхищении перед диорамой, изображавшей типичный лагерь бандитов — представителей вида homo feralensis.[5] Все выглядело пугающе правдоподобно и дышало диким, разнузданным восторгом — основой для композиции послужила эпохальная работа Альфреда Пибоди «Семь минут среди бандитов». Вместе с нами истуканов разглядывали несколько школьников — вероятно, сейчас они проходили низшие человеческие расы по программе изучения исторических альтернатив.
— А правда, что они едят своих младенцев? — спросил один, с ужасом и восхищением уставившись на сцену.
— Абсолютная правда, — подтвердил учитель, пожилой синий, видимо знавший материал нетвердо. — И вы станете такими, если не будете слушаться родителей, выполнять правила и доедать овощи.
У меня самого имелись сомнения насчет кое-каких нелепых обычаев, якобы свойственных бандитам. Но я не стал их высказывать. Исторические альтернативы обычно изучались на примере диких племен.
Фонограф, как оказалось, не только не заводят, но и вообще не демонстрируют. Нам объяснили, что и аппарат, и диск «выведены из строя» при помощи большого молотка. Это было не преступным деянием, а неизбежным следствием проверки на соответствие скачкам назад — какой-то болван не занес экспонат в ежегодный список предметов, сохраняемых в порядке исключения. Музейщики расстроились — теперь в Коллективе остался только один пригодный для демонстраций фонограф, в Музее прошлых событий города Кобальта.
— Но есть и плюсы, — заметил музейный сотрудник, красный с очень густыми бровями. — Я могу похвастаться, что был последним в мире человеком, кто слушал «Simply Red».
Оставив подробный отзыв, мы направились в сторону муниципальных садов, остановившись на минуту перед древним граффити на торце кирпичного дома. Надпись призывала давно исчезнувших покупателей: «Пейте овалтин — он дает здоровье и энергию». Под ней двое детей странного вида — но, видимо, вполне счастливых — склонились над кружкой, тараща глаза размером с футбольный мяч на окружающий мир. В этих глазах читались удовольствие и бесконечная жажда овалтина. Изображение выцвело, но красный цвет детских губ и надписи все еще ясно различались. Граффити, сделанные до Явления, были редкостью, и от изображений Прежних на них обычно бросало в дрожь. Из-за глаз. Ненормально расширенные, темные, пустые зрачки — казалось, будто в головах у этих людей тоже пустота, — делали их обладателей ненатурально, притворно радостными. Постояв около дома, мы пошли дальше.
