Еще позже и менее конкретно императорский биограф Светоний повествует о том, что император Клавдий выдворил из Рима иудеев, которые, будучи побуждаемыми «неким Хрестом», постоянно вызывали беспорядки.
Самое раннее иудейское свидетельство, также возникшее в Риме и принадлежащее иудейскому историку той эпохи Иосифу Флавию, уже около 90 г. упоминает с очевидной сдержанностью произошедшее в 62 г. побиение камнями Иакова, «брата Иисуса, так называемого Христа».
Таковы самые древние языческие и иудейские свидетельства: было бы замечательно, если бы и сегодня вспоминали, что «христианство» означает не какое?то мировоззрение или некие вечные идеи, но связано со Христом. Однако воспоминания могут быть болезненными, как ощутили уже некоторые политики, которые хотели пересмотреть свою партийную программу Более того, воспоминания могут быть даже опасными. На это вновь обращает наше внимание сегодняшняя критика общества: не только потому, что поколения умерших регламентируют нас, соопределяют каждую нашу ситуацию, и человек тем самым предопределен историей, но и потому, что воспоминание о прошлом являет все до сих пор неопределенное и неисполненное, а любое закостеневшее в своих структурах общество по праву опасается «подрывного» содержания памяти.
Христианство — это активизация воспоминания. Активизация — как справедливо настаивает Ж. Б. Метц, следуя Блоху и Маркузе, — «опасного и освобождающего воспоминания». Именно это изначально подразумевало чтение новозаветных текстов, совершение евхаристии, жизнь следования за Христом, самую разнообразную деятельность церкви в мире. Воспоминание о чем? Об этом очевидно тревожном воспоминании свидетельствуют приведенные выше первые языческие и иудейские свидетельства о христианстве, свидетельства эпохи самых поздних новозаветных текстов. Об этих изменяющих мир воспоминаниях повествуют прежде всего сами христианские свидетельства. Воспоминание о чем? Этот основополагающий вопрос возникает для нас сегодня как на основании Нового Завета, так и вообще всей христианской истории.
Во–первых: часто и справедливо подчеркивают разнообразие, неожиданность, частично противоречивость содержащихся в собрании Нового Завета текстов: есть подробные систематические вероучительные послания, однако есть и незапланированный ответ на вопросы адресатов. Небольшое письмо, вызванное конкретным случаем, длиной едва ли в две страницы, господину сбежавшего раба и очень пространное описание деяний первого поколения христианства и его основных фигур. Евангелисты, которые прежде всего повествуют о прошлом, и пророческие послания, относящиеся к будущему. Одни — искусные по стилю, другие скорее неаккуратные; одни по своему языку и форме мысли возникли в среде иудеев, другие — среди эллинистов; одни написаны очень рано, другие — почти на сто лет позже!
