Странные игры чародеев | страница 2
Ещё некоторое время назад Плюшка орала проклятья в адрес матери в сторону своего окна, стоя в огромной луже, топая и пиная брызги. Мать не дала денег на дискотеку, а там девушку ожидал самый прекрасный мальчик на свете - Вася (как она поняла гораздо
позже - недалёкий и вечно кривляющийся червяк).
Сейчас, перегорев, она тряслась от холода и мучилась совестью. Остановившись, она перегнулась через перила и посмотрела в свинцовую воду. По закону жанра ей должна была прийти мысль о бессмысленности бытия и, как следствие - о самоубийстве. Но не пришла. Почему-то подумалось о том, как её впервые назвали Плюшкой. Шурик назвал, Федотов, маленький и сопливый, ещё в первом классе.
Резкий скрип тормозов резанул воздух.
- Вай, Магамет, смотри какая девочка, слушай...
Потом, покрываясь холодным, липким потом при одном воспоминании об этом проклятом вечере Женька жестоко вынесла приговор самой себе: "Сама виновата. Зачем подошла к распахнувшейся дверце, навстречу златозубым фальшивым улыбкам? Зачем не бросилась бежать? Зачем?"
- Магомет, слушай, поиграл, дай брату поиграть. Вай, какие у неё... Сейчас дядя Рустам тебе кое-что покажет...
И смех резкий, грубый. Женька с тех пор не может слышать мужской смех, зажимает уши ладонями...
И боль, болит всё тело. Собственный крик рвёт барабанные перепонки, переходит постепенно в сиплый хрип. А-а-а!!!
Над Женькой - серый дощатый потолок базы студентов-биологов, прихотливо расписанный здешними графоманами. На краешке кровати рядом - насмерть перепуганная Лена.
III
Всё в жизни когда-то бывает впервые. Этим утром Женька впервые умывалась у колодца. Невозмутимый Пётр лил ледяные струи в подставленные девичьи ладоши из помятого ведра. Причём по-богатырски щедро. Футболка намокла и прилипла, и это делало явным, что у Плюшки оказывается замечательная фигура. Пётр, стараясь не смотреть (будучи по-детски застенчивым), блуждал взглядом по макушкам молодых сосёнок, над которыми прошлым вечером вились упитанные жуки, носящие научное название нехрущ июньский.
Затем его взгляд скользнул вверх, к голубоватым высотам и достиг одинокого облачка, вокруг которого играли в догонялки два стрижа. На стрижах взгляд Петра-орнитолога и остановился. Струи иссякли, и Женька удивлённо подняла глаза цвета того неба, что было над ними.
Светлая чёлка прилипла к мокрому лбу. Женька улыбалась. Гораздо более наблюдательный Павел, проходя мимо этой скульптурной группы в сторону мест общего пользования, зацокал языком. Ведро оказалось отнюдь не пустым. Мокрый Павел возмущённо хлопнул ветхой дверцей "удобств".