Профессора в Фульменгарде были людьми суровыми. Их отношение к студентам разительно отличалось от того, к которому привыкли студенты Хогвартса, к примеру. Оно было каким‑то отчужденным, и невозможно было даже вообразить себе доверительный разговор за чашечкой чая ни с одним из них. Гарри это вполне устраивало, он мог спокойно работать и не беспокоиться о том, что кто‑нибудь в следующую минуту начнет лезть ему в душу. Он уже делал определенные успехи, налегая на свои любимые предметы, и не собирался останавливаться на достигнутом. Уже сейчас он видел перед собой далеко идущие перспективы. Ему стало слегка не по себе, когда он усвоил цель обучения во всех деталях, но это, как ни странно, пробудило в нем настоящий спортивный энтузиазм. Это несказанно обрадовало Гермиону, у которой было мало поводов, чтобы радоваться успехам Рона: у того в голове были только квиддич и магазин Фреда и Джорджа, и иногда трансфигурация, при стопроцентном оптимизме в учебе. Время от времени он гулял с Гермионой, но ей этого явно не хватало, и Гарри мог только надеяться, что их отношения скоро нормализуются.
Джинни писала ему каждые три дня. Гарри скрупулезно писал ответы, но его чрезвычайно интересовал вопрос, откуда она черпала столько информации. У него была шальная мысль не писать две недели совсем, а потом прислать ей супердлинное письмо, написанное, скажем, на простыне. Гермиона идею не одобрила, заявив, что Джинни вряд ли оценит такую шутку. Гарри согласился, но в душе подумал, что в определенном случае эта затея еще может пригодиться. Он не жаловался на подобные проявления Джинни, но он еще никому не писал так часто. По выходным они встречались в Хогсмиде, если у него не было горы домашних заданий или тренировки по квиддичу. Башни Хогвартса практически не изменились, многие были уже полностью достроены. Полюбовавшись на них, они обыкновенно шли к Аберфорту, где встречали кучу одноклассников и общались порой до поздней ночи. Там же часто заседал Хагрид, он приносил торты собственного приготовления и печально известные кексы, которые никто, кроме него, не ел, и погружался в длинные воспоминания, состоящие из правды и вымысла. Это создавало в старом трактире особый уют, и Гарри навещал это место в последнем месяце лета постоянно. Вечеринка по поводу его дня рождения 31 июля прошла отменно: вся волшебная деревня гудела до утра.
Сам замок Гарри не посещал. Когда он видел Хагрида, он расспрашивал его обо всем. Некоторые вопросы он задавал осторожно и получал на них такие же осторожные ответы. Хагрид искренне не понимал его и советовал пойти в Хогвартс самому. Гарри и сам не мог объяснить своих колебаний. Следует начать с того, что он не отправлял и не получал еще ни одного письма или хотя бы записки, даже на день рождения. В глубине души он этого и не ждал, но все равно впал в уныние на несколько дней. Рону это казалось слишком само собой разумеющимся, чтобы из‑за этого переживать, но именно это Гарри больше всего и раздражало. Он постоянно испытующе смотрел на замок, но не находил ни малейшего признака того, что его там ждут. В Хогсмиде мастера зелий уже давно не видели. Рон и Гермиона считали, что это всего лишь одна из тех вещей, которые надо просто пережить, и все, и Гарри не мог с ними не согласиться, но позиция Джинни выводила его из равновесия. Она прекрасно осознавала, кому она должна быть благодарна за свою спасенную жизнь и, хотя так и не выразила эту благодарность открыто, не могла рассуждать так же категорично, как Рон и Гермиона. С ней Гарри больше всего говорил на эту тему и рассказывал ей куда больше и подробней, чем своим друзьям, и спрашивал совета. Она слушала всегда очень внимательно, но оставалась неуверенной.
