Киреев пробарабанил пальцами походный марш:
— Забавно! Боец-доброволец! — и расстегнул две верхние пуговицы рубашки, освобождая сильную шею. — Он, видите ли, считает работу Вадима Родионова серьезным исследованием…
— Кто «он»?
— Ваш друг Ипполит. Почтенный кандидат наук Горшенин… Почему вы не удивляетесь? Вы знали?
— Догадывался, — сухо ответил Вадим. — Скажите, а вы считаете мою работу по Венере блефом? Откровенно!
— Нет. Я лишь позволяю себе сомневаться больше других.
— Почему?
Вопрос беспомощный. Вадим это понимал. Но он думал о том, что заставило Ипполита вмешиваться в его дела.
— Почему?! Вам известна легенда о Зеноне? — улыбнулся Киреев. — На вопрос, почему он сомневается больше других, Зенон нарисовал два круга — большой и малый… «Большой — мои знания, малый — ваши. Все, что за пределами кругов, — область неизвестная. Согласитесь, — говорил Зенон, — что граница соприкосновения моих знаний с неизвестным больше границы соприкосновения вашего круга. Вот почему я сомневаюсь больше других».
— Древние греки тут ни при чем. — Вадим почувствовал, что Киреев уходит в сторону от прямого разговора.
— Попросил разрешения у Савицкого посмотреть кое-что в его установке.
— И он позволил?! — воскликнул Вадим.
— Вас удивляет?
— Да, в некоторой степени.
— Вероятно, Савицкий понял, что спорить глупо. До конца года осталось не так много времени. Надо представить хоть какие-нибудь результаты. Назревает скандал. Мне известно настроение Ученого совета. Сколько можно продлевать срок его темы?
— И вы можете что-нибудь сказать? — Вадим кивнул в сторону растрепанного агрегата.
— Пытаюсь. Оказалось все гораздо сложнее, чем я полагал. Савицкий упрям. Он избрал сложную и неинтересную методу. Путаница в самом подходе. Какие-то несуразные рассуждения…
— Даже?
— Представьте себе. И главное, техническое решение на уровне сороковых годов. Архаизм… Вот, полюбуйтесь.
Киреев подвинул Вадиму общую тетрадь в коленкоровом переплете. Вадим взял тетрадь и веером пропустил листы. Смотреть не хотелось. Он думал о другом.
— Почему ж вы раньше не интересовались?
Киреев снял очки и принялся их протирать. Привычка, выдававшая его волнение.
— На это у меня были основания. Сугубо личные… А сейчас я, как завотделом, обязан отвечать за научную отдачу. И кстати, о вашей, Вадим, теме. Если я, заведуя лабораторией, мог себе доставить удовольствие следить за развитием вашей темы и даже писать о ней в статье, то сейчас я лишен этой возможности, — в голосе Киреева была искренность.
