— Ты слишком много воли дал своему черту. Он побеждает в тебе человека. И с этим трудно сладить, я понимаю…
Ипполит молчал. Если он заговорит, то случится непоправимое в их отношениях. Надо переждать эту минуту, словно перевалить через хребет, за которым удобный, пологий спуск.
Хотя бы Вадим умолк. Не догадается? Или не сможет?
— …Наши достоинства навлекают, на нас гораздо больше неприятностей, чем навлекло бы зло, которое бы мы причинили. Это какой-то парадокс, заложенный в людские отношения. Удивительно, сколько проигрывает человечество из-за этого червя зависти… Только пойми меня верно, я вовсе не о нас с тобой. А так, философствую…
— Струсил, Вадька?! Почему же не о нас с тобой? Если честно, по-мужски… Ты ведь думаешь, что это и о нас с тобой. И кстати, ты не ошибаешься…
Помолчали.
Было слышно, как ветер гудит в переплетах антенны.
— Ясновидец, Лев Толстой! — засмеялся Ипполит. Он уже полностью овладел собой. — А если вдруг этот самый «черт» выберется из меня, что тогда нам делать?
— Не знаю. Хуже всего будет тебе самому.
— Поправь перо. Чернила брызгают, — усмехнулся своим мыслям Ипполит.
1
Зрачок индикатора растянулся в зеленый сектор. Такое впечатление, будто в приемнике тлели дрова. Женский голос рассказывал эпизод из жизни Эдит Пиаф. Актриса передавала военнопленным фиктивные паспорта. И тем удавалось скрыться после побега…
Вадим где-то видел фотографию Эдит Пиаф. Не совмещалось. Изящная маленькая женщина — и вдруг среди пленных. Вадим представил пленных, чем-то похожих на Савицкого.
Сутулый, с редкими рыжими волосами на тощих руках, Савицкий читал приказ, отпечатанный на папиросной бумаге. Листочек висел на двух кнопках и взвивался от доски, когда открывалась дверь. О том, что Киреев назначен завотделом, было известно с прошлой недели, но приказ был вывешен сегодня…
Вадим разглядывал спину Савицкого. Спина казалась беззащитной и доброй. Спины людей выражают не меньше, чем глаза. Вадим представил «угрюмую» спину Ковалевского, «независимую» спину Устиновича, «внимательную» спину Киреева. Но, в основном, спины почему-то вызывали жалость и боль. Если присмотреться… Вадиму врезалась в память спина отца в рыжем больничном халате, накануне операции. Она обнажала то, что скрывали усталые глаза. И Вадим больше никогда не видел отца. Может быть, поэтому в сознании Вадима спина представлялась многозначительным символом.
«Эдит Пиаф исполнит песенку „Милорд“. Веселый мотив скрывает глубокую…»
