Но люди — не деревья. Вот они, люди, несутся навстречу Шайе, разинув черные ямы ртов, выпучив остекленевшие глаза, в которых моментальным снимком застыл невозможный ад, почему-то оказавшийся возможным — почему? Почему? Они бегут навстречу, окровавленные, ободранные, пока еще не чувствующие боли — только страх, только шок, только этот безответный вопрос: почему?
— Почему, сволочь?..
— Да я-то тут при чем? Я, что ли, этот взрыв устроил? Что вы всё на меня валите?
— Будь ты проклят, сука!
Спасающиеся с площади люди добегают до встречных и останавливаются, погасив противоположной волной энергию своего панического бегства. Теперь они нужны друг другу. Те, что оттуда, как будто глотнув наконец воздуха, начинают говорить, кричать — громко, беспорядочно, помогая себе руками, всхлипывая, рыдая, выплескивая, выбрасывая, выблевывая переполняющий их ужас. Те, что туда — слушают, с непристойной жадностью всасывая детали, впиваясь в чужой кошмар, кормясь им, заряжаясь сладким ощущением собственной жизни, собственной целости, ощущением, которое всегда, подобно водоворотам, крутится на границах ревущего потока чужого отчаяния.
— Этого ты хотел? Этого? Будь ты проклят!
— Перестань, Шайя, беги скорее туда, на площадь!
— Нет, не могу. Я не смогу это увидеть и выжить. Нет.
Он уже не бежит, он идет туда на ватных ногах, раздвигая грудью, как воду, плещущий вокруг ужас, потоки бессвязных слов, фонтанчики криков и восклицаний.
— Самоубийца, кто же еще?!.. У самого входа!..
— Что у меня с рукой? Что у меня?!.
— У какого входа? Сбоку это было, сбоку!.. рядом с ним, буквально…
— Что с рукой, ну скажите кто-нибудь!..
— Если бы не машина… какое чудо, какое чудо!..
— Да помогите же ему кто-нибудь!..
— А я тебе говорю, прямо у входа! Там, где рыжая пианистка…
— Не трогайте его, просто положите!..
— Господи, Господи!.. Конечно, на куски, вместе с пианино…
— Это обморок, положите его!..
— Что с моей рукой?..
Шайя идет к площади, мертвея с каждым шагом. Площадь стремительно приближается.
— Почему это раньше — когда к углу — было медленно, хотя бежал изо всех сил, а теперь — так быстро, хотя иду еле-еле?
— Просто все относительно, Шайя…
— А? Что? О чем ты?.. Слушай, если ты уже тут… я тебя очень прошу, сделай как-нибудь, чтобы… ну пожалуйста. Ну зачем тебе она? Вон ты тут уже скольких… забрал. Оставь ее мне, а? Я тебе нагрубил, это верно, но это я по глупости, ты ведь знаешь… прости, а? Ну пожалуйста… ну что ты молчишь?
