Ночи в цирке | страница 12



Лиззи погрузила велюровую пуховку в светло-персиковую пудру и обмахнула ею лицо хозяйки, чтобы убрать блеск. Потом взяла щетку для волос из желтого металла.

– Не скажу, кто подарил, – с видом заговорщика объявила она, помахивая щеткой так, что выполненная из мелких камней инкрустация (в виде перьев на гербе принца Уэльского) засверкала множеством преломленных лучиков света. – Дворцовый протокол. Тайна, покрытая мраком. Еще был гребень и зеркало. Золотишко самое настоящее, а как же! Когда я это поняла, чуть в обморок не упала. Дурака за деньги учат. Завтра с утра все это уйдет в банк. Она – не дура. Но все равно не может удержаться, чтобы сегодня не попользоваться.

В голосе Лиззи мелькнуло неодобрение, будто для нее самой не существовало ничего, к чему бы она испытывала неодолимое влечение; Феверс же смотрела на щетку с самодовольным видом собственницы. На какую-то секунду она перестала казаться щедрой.

– Потому, – проговорила она, – что ему так и не удалось.

Ее недоступность была притчей во языцех, даже если – Уолсер уже отметил это в своем блокноте – она и готова была уступать особо требовательным французским горбунам. Служанка развязала голубую ленту, удерживающую бурный поток волос молодой женщины, перекинула их через левую руку, словно демонстрируя длину ковровой дорожки, и с ожесточением принялась за дело. Поразительная шевелюра: золотистая и неисчерпаемая, как песок, густая, как крем, она легонько шелестела под щеткой. Феверс запрокинула голову и сидела с полузакрытыми глазами, постанывая от удовольствия. Казалось, Лиззи холила пегого светлогривого скакуна, хотя Феверс на поверку была всего-навсего горбатой клячей.

Еще этот страшенный халат с заляпанным гримом воротником… когда Лиззи поднимала волосы вверх, под растрескавшимся, заскорузлым от многодневной немытости шелком заметны были горбы, две огромные, словно груди на спине, шишки; ее уродство бросалось в глаза: спаренные бугры, которые она скрывала на то время, что приходилось проводить при дневном или электрическом свете, вне всеобщего внимания. На улице и на званых вечерах, на обедах в дорогих ресторанах в обществе герцогов, принцев, промышленных магнатов и биржевиков она оставалась калекой, хотя постоянно ловила на себе взгляды, и люди из кожи вон лезли, только бы рассмотреть ее.

– Кто шьет вам платья? – спросил скрывающийся в Уолсере проницательный репортер. Лиззи замерла, не дотянув щетку до конца волос; глаза хозяйки резко распахнулись – фьюить! – как два голубых зонта.