Приглашенный для показаний в Юридический комитет сената в процессе предшествующих утверждению слушаний Поулсон попал под энергичный, жесткий, подчас открыто неприязненный — в зависимости от позиции спрашивающего — перекрестный допрос. Один сенатор-либерал выразил беспокойство по поводу того, сумеет ли руководимый Поулсоном Верховный суд действовать самостоятельно и независимо от новой администрации. На это кандидат в председатели ответил так: «Видите ли, сенатор, я — человек со всеми слабостями и недостатками, присущими людям вообще и уважаемым членам сената в частности. Но в то же время я целиком посвятил свою жизнь работе на юридическом поприще, ибо для меня закон превыше всего. Не имея законов, наше с вами общество не могло бы существовать как цивилизованное общество. Да, на моем жизненном пути неоднократно возникали ситуации, когда личные убеждения вступали в прямое противоречие с куда более важными требованиями закона, и в каждом из этих случаев закон одерживал верх. Так будет и впредь, если меня утвердят на пост председателя Верховного суда Соединенных Штатов Америки».
В тот момент Поулсон искренне верил в правоту каждого произнесенного слова.
— Прошу информировать меня ежедневно о прохождении этого дела, — без обиняков приказал Джоргенс.
— Непременно, господин президент.
— Как насчет Коновера, Джонатан? Он, я больше чем уверен, проголосует в пользу истицы.
— Скорее всего, господин президент.
— Пошлый старый дурак!
На эту реплику президента Поулсон подчеркнуто промолчал. При всей нелюбви лично к Темплу Коноверу, его образу жизни и антипатриотичным, по мнению Поулсона, либеральным заблуждениям, его нельзя было не уважать за твердость и принципиальность.
— У вас есть другие вопросы ко мне, господин президент? — спросил он.
— Есть, Джонатан, — дело Сазерленда. На каком оно этапе?
— Я просто не знаю. Мы в Верховном суде можем лишь содействовать работе органов расследования, которые занимаются данным делом…
— Мне о нем докладывали. И то, что я узнал из доклада, мне, должен сказать прямо, совершенно не понравилось.
— Что конкретно, господин президент?
— До убийства этот подонок, оказывается, изловчился достать компромат на целый ряд людей.
— Этот факт достоин сожаления, которое все мы разделяем. Я лично с самого начала решительно протестовал против его зачисления в штат моим сотрудником.
— Так почему же его все-таки взяли?
Услышав вопрос, Поулсон отшатнулся, как от удара. Это и был удар ниже пояса. Причина, по которой он принял Сазерленда к себе, была президенту прекрасно известна, поэтому своим вопросом он просто-напросто ставил Поулсона на место. Но не ответить президенту страны он не смел.
