Воины света. Меч ненависти | страница 87

Гундар запрокинул голову и стал следить за одинокой тучей, летевшей по ярко-голубому небу. Священнослужитель молчал, улыбался каким-то своим мыслям, и, несмотря на это, молчание было красноречивее всяких слов.

Альфадас все еще не был готов сдаться. Один из них пойдет к воде! Ему было уже все равно, кто это будет — Кровь или Кадлин. Ярл размышлял. Что он скажет Асле, если вернется с собакой? Примет ли она приговор Лута? Может быть. А вот его решения не убивать собаку она не примет никогда. В принципе, неплохо, что священнослужитель стал свидетелем. Так будет легче.

Наконец Гундар нарушил молчание:

— Прошло больше часа, ярл. Вынужден признаться, что я уже так хочу пить, что готов попытаться напиться из фьорда. Сколько ты еще собираешься ждать?

— До тех пор пока не будет знака, — упрямо ответил Альфадас.

Священнослужитель вздохнул.

— А ты не думаешь, что Лут уже давно сказал нам свое слово? Мы можем просидеть здесь до заката, и ни ребенок, ни собака не станут пить из фьорда. До сегодняшнего дня я считал тебя умным человеком, ярл. Ты ведь уже должен был понять, каков ответ. Ткач Судеб не готов снять с тебя ответственность за принятие решения.

Альфадас ожидал услышать что-то подобное. Самым важным качеством, которым нужно было обладать, чтобы стать священнослужителем, был дар обращать все происходящее на пользу своему богу. У Гундара могли быть недостатки, но язык у него был подвешен как надо.

— И что же, по-твоему, говорит мне твой бог?

— Прислушайся к себе. Забудь на миг о других людях. Обо мне, о жене, даже о Кадлин. Освободись от незримых пут, которые тебя душат. Дай себе труд поразмыслить над своей жизнью и ее неизбежностями, а потом сделай так, как считаешь нужным. И такова будет воля Лута.

Альфадас подхватил топор и подошел к Крови. Затем спрятал оружие за пояс и взял Кадлин на руки. Мгновение смотрел на крупную некрасивую собаку.

— Вставай, мы идем завтракать, — сказал он наконец.

На щеке чувствовалось приятное тепло. Совсем рядом слышалось тихое потрескивание огня. Олловейн хотел было открыть глаза, но веки слиплись и опухли. С огромным трудом удалось приоткрыть левый глаз. Как раз достаточно, чтобы разглядеть огонь. Он был неопасным. Его окружал круг из белых камней величиной с кулак. Дерево было белым, словно кости. Некоторые язычки пламени были зеленоватыми. Плавник! Олловейн попытался подняться, чтобы лучше видеть, где находится. Но тело отказалось служить ему. И… почему он не чувствует запаха огня? Он полностью сосредоточился на том, чтобы ощутить какой-нибудь запах, но ничего не почувствовал. Он не чувствовал даже, как дышит. Ничего — ни в носу, ни во рту. И тем не менее грудь его опускалась и вздымалась. Слышался чужой, булькающий звук. Олловейна охватила паника. Может, он мертв? Он попытался повернуть голову. Невозможно!