Глава XX
Где дом стоял, там нет его
Подбежав к двери, Тимка попытался ее открыть. Она не подалась.
– Погоди, подсажу! – подбежал Мишка.
Тимка взобрался ему на плечи и подергал за ручку. Заперто. Он отчаянно забарабанил в дверь кулаками.
– Сейчас, сейчас, сейчас, – спустя какое-то время изнутри послышался недовольный голос Морфея.
Замок щелкнул. Дверь отворилась.
– Чего барабаните? Вас ведь просили, пока не позовут, ждать во дворе.
– Крыльцо исчезло, – выдохнул Тимка.
– И еще полдома, – добавила Саня.
– Ой-е-ей-е-ей! – схватился за косматую голову Хранитель разрушенного Домашнего Очага.
– Нам чего, опять латать? – поинтересовался Мишка.
– Боюсь, мы больше не справимся, – честно призналась Кассандра.
– Даже наши прежние латки и те исчезли, – поддержал ее Тимофей.
– Ой, беда, беда, – горестно проверещал Дух Дома. – Прямо и не знаю, какие действия предпринять! Забирайтесь скорей, пока дверь не исчезла.
Тимка вскарабкался на порог, затем Мишка подсадил Саню, а потом они вместе втащили за руки Мишку, причем Морфей, стоя за их спинами, охал, кряхтел и кричал «давай-давай», словно основная тяжесть труда по втаскиванию Чугаева легла на него.
– Уф-ф, – выдохнул Мишка.
И тут дверь исчезла.
– Веспасиан! Веспасиан! – завопил Морфей. – Быстро вниз! Беда большая пришла!
Веспасиан в образе человека чуть ли не кубарем скатился со второго этажа. За ним по лестнице быстро сбежала Ундина. Оба мигом оценили ситуацию. Веспасиан махнул рукой и что-то пробормотал себе под нос.
– Как раз именно этого я и боялась, – сказала русалка. – Все подтверждает мою догадку, что против Сила Троевича действуют очень сильным колдовством. Потому что иллюзии, созданные таким великим магом, против его воли не могут исчезнуть. Даже если он болен и даже если находится без сознания. Нет, сами по себе не могут, – убежденно повторила она. – Значит, их разрушает чужая воля. И она, увы, сильнее вашей, – глядя на Тимку с Кассандрой, добавила она.
– А Сил Троевич, значит, так и… – начала Кассандра и, осекшись, договорила: – А мы так надеялись.
– Сил Троевич очень плох, – серьезно сказал Веспасиан.
