Mamulek пишет
Люблю Fregatа. Он того не стоит, а я вот люблю.
Ham пишет
Это хорошо, что у вас все хорошо. У меня вот все хреново. Выставка моя закрылась, вернее, накрылась медным тазом. В последний день пришла какая‑то старушенция, ей все очень понравилось, я ей часа два рассказывал про свою творческую манеру. Еще бы мне денька два, и народ наверное бы рекой пошел. Ну ладно, ребята, я на вас не в обиде, у каждого своя работа, свой крест, и свой камень, чтобы переплывать Амударью. Кстати, EdelVerka, вы там с мужем в своей пустыне сидите, и ни хрена у вас наверняка не происходит. Подговори своего Верещагина, отпуск за свой счет организуй, и на следующую выставку, а? Когда будет число известно, я сообщу.
EdelVerka пишет
Когда я вернулась домой, там было пусто и гулко. Дверцы стенного шкафа заколочена пятидюймовыми гвоздями. Где‑то на улице свободные от дежурства летчики проверяли со скуки моторы хвостовых винтов. Непохожая на красношерстную верблюдицу заря лизнула красным языком полоску на горизонте.
Я дошла до офицерской столовой, сама не зная куда иду, и на пороге остановилась. Дыхание перехватило и глаза защипало.
Вместо старого черно – белого телека, в углу стоял огромный, чуть не в полстены плазменный телевизор. А на столе, застеленном свежей скатертью, на месте моей законной тарелки жены начальника пограничной заставы красовалось фарфоровое блюдо размером с велосипедной колесо, до краев заполненное бутербродами из хрустящей французской булки, густо намазанной сияющей, словно только что разломанный кусок каменного угля, черной паюсной икрой.
Набираю сейчас эти строчки и реву в три ручья.
Пишу и плачу.
Глава 6
Байкеры в ночи. Местами грозы
На Васильевском спуске ревели моторы. В вечернем полумраке лоснились кожанно – клепанные спины упитанных бородатых дядек и завязанные по – пиратски на затылках платки – банданы. Отмечались здесь и худые подростки в цепях и шипах, и пышнотелые девицы в ковбойских шляпах в обнимку с кем‑то. А другие девицы, худые и глазастые, крутили, как безумные, проволоку с полыхающими бадейками.[5]
И все‑таки казалось, что у Боровицких ворот сплошь толстые дядьки в банданах.
Постовой вышел из будки и озадаченно уставился на протянутый пропуск. Поглядел на широкоплечего мужика в кожанке и шлеме, восседающего на «Харлее». Тот поднял зеркальное забрало:
– Проблемы, сержант?
– В общем‑то не положено, товарищ подполковник, – осторожно сказал лейб – гвардеец, взглядом поглаживая руль мотоцикла.
