– Павлуша! Заходи, миленький. – Бабушка и тетя Катя закружили вокруг нового гостя хоровод радостных приветствий.
Сосед прошел в дом, потрепал Сашу по голове, поцеловал сухими холодными губами в макушку, а потом пристально всмотрелся в ее лицо.
– Выросла совсем. – От уголков глаз Павла Львовича разлетелись крылья морщинок. – Можно я тебя нарисую?
– Прямо сейчас? – удивилась Саша.
Только теперь она заметила, как сосед похудел и осунулся. Жесткий пергамент кожи казался иссушенным, хотя, вероятно, это постарался мороз.
– Нет, что ты! Позже, – Павел Львович подмигнул домашним. – А сейчас сюрприз!
И он втащил в комнату большой, завернутый в толстый слой газет прямоугольник. Без сомненья, это была картина.
Павел Львович слыл натурой творческой. Бабушка называла его «вольный художник». На Сашиной памяти он нигде не работал, и весь его доход сводился к продаже картин на местном рынке. Хотя, по словам самого художника, достойно оценить глубину его таланта там было некому. Но менять образ жизни ради признания и славы Павел Львович не хотел. Из личного имущества в его собственности находился лишь старый родительский дом, прилегший бочком на соседский забор, да дребезжащий железом красный «Запорожец». Погрузив в него мольберт и краски, «вольный художник» выезжал за город, где и писал свои пейзажи. Детвора очень любила этот красный автомобиль и его хозяина. Павел Львович никогда не отказывал малышне и мог долго катать их по улицам, рассказывая забавные истории. Стоило «Запорожцу» показаться на дороге, как ребятня облепляла его, отчего машина начинала походить на божью коровку. У Павла Львовича не было своей семьи, и он с радостью уделял время малышне истринских окраин…
Газетная бумага захрустела под сухими пальцами художника, и вот на свет показался уголок новой картины. А потом все увидели старенький домик: блики солнца упали на окна, под крышей примостилось гнездо ласточек – это был их собственный дом, тот, в сердце которого, как раз рядом с горячей печью, они все сейчас находились. Картина казалась живой: вот-вот покажется в окне лицо бабушки, вот-вот заскрипит и распахнется дверь. Все замерли вокруг холста и почему-то улыбались. А Павел Львович вглядывался в эти улыбки, и на глазах его задрожали слезы, но никто не успел их заметить. Художник кашлянул, огляделся и спросил:
– А где же Мишка?
– Скоро будет. – Бабушка бережно водрузила картину на невысокий комод. – Он нам тоже какой-то сюрприз готовит.
