- Что натворил? – спросил он Мишу, здороваясь за руку и кивая в сторону кавказца.
- К девочке в общежитии приставал, чутли не в рабство ее запрячь пытался. Хотел, чтоб мусульманство приняла и ублажала его всячески. Хорошо, что она с дочкой моей в группе вместе учится. Я этого козла по тихому у общаги выцепил, в машину загрузил, теперь учить обращению с девушками буду.
- А оформишь как?
- Да, какая разница, Алексеич? – отмахнулся он, - Попытка изнасилования есть, а от попытки до преступления полшага. Засажу, скотину. В тюрьме сам бабой будет. Ну, а пока ... поучу Артурчика уму разуму, - последнюю фразу он специально сказал громко, чтобы Артурчик, сидящий сейчас в углу и держащийся за живот, все слышал. Наглость в глазах кавказца угасала, на смену ей приходил страх.
- Так и надо. Совсем оборзели, скоты.
На полу за перегородкой сейчас лежали двое – Артурчик и, какой-то старый седой бомж. Тот, которого Гриша притащил. Рация на поясе Вишневского зашипела, чей-то голос сквозь шипение произнес, «Гриш, заводи ...». Гриша обошел Егора и направился к лежащему на полу бомжу. Не скрывая брезгливости, грубо схватил его за плечи изодранной куртки и развернул, приговаривая «Вставай, давай! Просыпайся!». Бомж резко открыл глаза, вцепился почерневшими от грязи пальцами в форменную кожанку Вишневского и затараторил:
«Грядет пора, угаснет свет,
Для смертных в Мире места нет.
Пойдут все черти по земле,
Мир сгинет в грязной черной мгле.
Все это видел я во сне ...»
- Хек, оракул, блин, - усмехнулся Гриша, ловко вырвавшись из цепких лап старика, при этом, чуть не переломав тому кисти, - Подъем! Сейчас скорую вызывать будем.
Старик, тяжело дыша, поднялся на ноги и поплелся за Вишневским вдоль по коридору. Проходя мимо Егора, он посмотрел ему в глаза и прошептал чуть слышно – «И мертвые пойдут по земле». При этом губы его не шевелились, а слова ножом врезались, казалось, в самую душу Егора.
Квартира семьи Фаерман. 28 апреля, четверг, день
Александр Назарович Фаерман. Предприниматель, заботливый муж, любящий отец
В ванной комнате был погашен свет. Дверь чуть приоткрыта. Александр Назарович готов был поклясться, что слышал за дверью чье-то тяжелое хриплое дыхание. Сперва он включил свет, а потом стал медленно, крадучись просачиваться в небольшое отверстие приоткрытой двери. Габариты у Фаермана-старшего были довольно большими, потому, когда он протискивался, все же пришлось толкнуть дверь, и та противно заскрипела. По телу Александра пробежала мелкая дрожь, а мозг напрочь отказывался верить глазам. В зеркале ванной комнаты отражалась Алиса. Лицо ее было бледным, полностью обнаженное тело было испещрено резкими молниями синих венозных путей. Она чуть подрагивала, периодически ее голова начинала очень быстро трястись в разные стороны так, что очертания лица превращались в размытую страшную физиономию какого-то неведомого существа.
