Беспокойство не оправдалось. 28 июня рабочие подали Национальному собранию петицию [30], в которой умоляли взять назад декрет об уничтожении мастерских. Они говорили в петиции об ожидающей их «братской могиле», о своем отчаянном положении, о преданности революции и ее началам. «Мы убеждены, что патриотизм побудил вас закрыть мастерские, потому что их изображали перед вами как прибежище для разбоя; мы не будем спорить, что в мастерских были подозрительные люди, но за что мы отвечаем, — это, что большинство — очень добрые патриоты, на которых нация не может жаловаться и которые пожертвуют всем до последней капли крови для поддержания конституции» и т. д. Открываемые новые работы могут прокормить лишь часть нуждающихся. Плачась на свою горькую участь, они не перестают уверять в своей преданности «высокому собранию, конституции, революции» и т. д. Рабочие, подавая петицию, просили позволения принести присягу на верность конституции. Отвечал им президент Национального собрания Александр Богарне. В нескольких словах он сказал, что Собрание имеет право на их доверие и с ударением указывал на необходимость подчиняться законам. Через 3 дня они пришли с новой петицией, но Собрание не выслушало ее и велело передать о ней директории департамента [31]. 3 июля начались было беспорядки (направленные, впрочем, против смотрителей работ) среди рабочих, занятых некоторыми работами на Марсовом поле. Тотчас же мэр предложил Лафайету принять меры и послать пехоту и кавалерию [32]; беспорядки, которые могли бы стать началом волнений безработных, прекратились без последствий. Работы получили из всех уволенных всего около 5–8 тысяч человек.
Был момент, когда беспокойство стало охватывать часть населения, и властям доносили 3 июля поздно вечером, что на другой день готовится сборище 22 тысяч (из числа уволенных рабочих) [33], что грозят несчастья, что открытые взамен благотворительных мастерских работы недостаточны и нужно что-нибудь сделать для рабочих. Демократически настроенная часть буржуазии роптала на то, что власти не считаются в своих действиях с тревожным моментом: ведь дело происходило в тот именно промежуток времени, который отделяет бегство в Варени от манифестации 17 июля. «Но известно, в каких видах муниципалитет выбрал для полного прекращения работ момент кризиса, когда все партии разгорячены, когда малейшее внутреннее возбуждение может стать опасным», — жаловались «Les Révolutions de Paris»
