— Спасибо, владыка.
— Не за что. Да хранит вас Господь.
— Владыка, у меня есть к вам одна просьба. В епархиальном
управлении сейчас находятся ходоки из какого-то отдаленного села вашей епархии.
Они добиваются открытия храма. Примите их.
Архиепископ тяжело вздохнул.
— Хорошо, — сказал он. По его глазам я понял, что он примет
ходоков, и не только примет, но сделает все возможное, чтобы помочь им.
Получив благословение архиепископа, я на епархиальной машине
отправился к уполномоченному. Его управление размещалось в квартире (не знаю,
сколько там было комнат) старого дореволюционного дома. Секретарь сразу же
провел меня к нему в кабинет. Там за письменным столом сидел стриженный ежиком
угрюмый человек лет шестидесяти. На нем был довоенного покроя темно-синий
костюм в полоску и синий галстук в горошек, как у Ленина. При моем появлении
он, естественно, не встал, не сделал ни малейшей попытки улыбнуться и сразу же
бросил пристально-тоскливый взгляд на коробку в моей руке.
— Садись, — сказал уполномоченный. — Как звать-то?
— Иеромонах Иоанн.
— Эти финтифлюшки ты оставь для себя. Как звать тебя
по-настоящему? Фамилия? Имя? Отчество?
Памятуя мудрый совет архиепископа не вступать с
уполномоченным в дискуссии, я назвал и то, и другое, и третье.
— Вот это уже по-нашему, — произнес уполномоченный, продолжая
с тоскою глядеть на коробку.
Видя, как он мучается, я поспешил освободиться от коробки.
— Это вам... небольшой сувенир.
— Благодарствую, — рявкнул уполномоченный, поспешно схватил
коробку и поставил ее к себе под стол. И хотя в лице его я не увидел ни
благодарности, ни малейшего просветления, обстановка в кабинете как-то разом
вдруг разрядилась.
— Так чего, решил все-таки в Сарск ехать? Архиепископ
предлагал тебе здесь остаться?
— Предлагал.
— Отказался?
— Отказался.
— Ну и дурак. Архиепископ к тебе всей душой. Несколько раз
мне звонил. Ученый человек, говорит. А что толку от твоей учености? Одни
неприятности, наверно. Разве не так?
— Так.
— В последний раз спрашиваю: едешь в Сарск?
— Еду.
— Много дураков видел, но такого впервые!
Уполномоченный принялся писать какую-то бумагу, а, пока он
писал, я окинул взглядом кабинет. По всем его стенам стояли застекленные шкафы,
и в каждом из них папки с делами, в которых, наверное, вся подноготная жизнь
епархии. В одном из этих шкафов будет теперь красоваться мое персональное
досье.
— Бери направление, — уполномоченный протянул мне бумажку. —
Явишься с ним в местный совет. И не особенно там выкобенивайся! Умный! Впрочем,
Валентин Кузьмич тебе спуску не даст. У него, брат, бульдожья хватка! Ну, чего
сидишь?
