Максим
замолкает, уткнувшись в затоптанный пол блуждающим взглядом. По всему видно,
трудно ему дается эта исповедь. Только желание выговориться перевешивает
смущение. Он кряхтит и продолжает:
¾ Я тогда хулиганом был. Нож себе
сделал из напильника ¾ это чтобы
бросать можно было. Тренировались мы на дереве. Всю кору истыкали своими
ножами. У меня очень хорошо бросать получалось. Я его еще там все время
подтачивал, чтобы передняя часть потяжелей была. Так лучше он встревал. Мы все
с этими ножами и ходили. Ничего, дураки, не боялись… ¾ Максим глубоко вздыхает. ¾ Ну, чего, думаю, надо парня этого припугнуть, чтобы от
Маришки сам ушел. Подловил я его как-то ночью, когда он со свидания домой
возвращался. На улице ¾ никого.
Темно, звезды только, и луна светит. Подхожу к нему в тихом месте. Снова прошу
от Маринки отстать. По-хорошему прошу его, понимаешь? А он ¾ ни в какую: нет и все. Разозлился я
тогда, нож вынимаю: думаю, может, испугается. Нет, не испугался парень…
Засмеялся только. Трусом обозвал. Это за то, что я на него, безоружного, ночью
да с ножом наехал. Вижу ¾ все,
пропало мое терпение. Сам не знаю, как это случилось: видно я себя уже не
помнил. Взмахнул я ножом и задел его острым концом в живот. Да так,
оказывается, глубоко пропорол, что упал он, как подкошенный. Лежит, извивается
весь от боли, а я над ним, как истукан, стою: задубел от страха.
По лицу Максима
пробегают судороги, видимо, он едва сдерживает слезы. Руки шарят по коленям,
правая ¾ иногда тянется к
сердцу, массирует грудь. Голова все ниже склоняется вниз.
¾ Парень этот много крови терял. Под
ним целая лужа натекла уже. Тогда нагибаюсь к нему, а сам ничего сказать не
могу. От страха все во рту запеклось. А он понял, что умирает… И успокоился
вдруг. Просит меня дать ему руку. Я руку-то протянул, он сжал ее своими, а они
уже холодные стали. Лбом прижался к моей руке и шепчет что-то. Ты, говорит, не
бойся, я уже умираю. Я, говорит, хочу вымолить у Бога прощения для тебя. Если,
говорит, я тебя прощу, то и Бог простит, потому что Ему с тебя взять уже
нечего, когда я, убитый тобой, прощаю тебя. Ничего не бойся, и на суд ты не
пойдешь, ни в земной, ни на Божий. Потому что уже прощен. Только руку свою не
отнимай сейчас, говорит. Ты последний человек на земле, которого я вижу. Ты
тоже, говорит, меня прости. Так он, прижав мою руку ко лбу, и помер…
Максим
всхлипывает, протяжно вздыхает, но находит силы продолжить:
