Тогда собираю
свою волю в кулак и внутренне испускаю в Небеса молитвенный вопль.
Не сразу, но
все же что-то меняется. Первым вскакивает инспектор, допивает из пакета
язвенный кефир и дает команду отбоя. Крановой, наверное, согласно старой
традиции, запихивает початые бутылки и свертки с недоеденной закуской в пакет и
бережно вручает мне «на дорожку».
В черной
«Волге» инспектор с заказчиком продолжают неоконченный разговор обо мне, как о
молодом, но подающем надежды линейщике. Я же только и делаю, что балансирую
пакетом на поворотах, чтобы не облить брюки.
Машина под визг
тормозов заезжает во двор солидного дома с башенками на крыше. На довоенном
лифте с зеркалом внутри кабины и с зоопарковской сеткой снаружи мы поднимаемся
на пятый этаж. Дверь нам открывает женщина, к которой хочется обратиться
по-французски, типа «ма тант», сломав шею в галантном поклоне. Инспектор
приказывает разуться и босиком шлепать в гостиную. Дама, которая, как
выясняется, доводится нашему террористу родительницей, привычно принимает
протянутый мною пакет и степенно удаляется на кухню.
В гостиной мы
робко останавливаемся. Пока Александр Никитович охает и ахает, глядя на картины
в бронзовых рамах, я поворачиваюсь к старинным иконам в углу и незаметно
сотворяю крестное знамение. Розовый и бравурный хозяин подводит нас к
роскошному портрету в стиле Боровиковского, на котором, опираясь на обнаженную
шпагу, поблескивая орденами и шпорами, прямо, как телеграфный столб, стоит,
задрав подбородок, эдакий поручик Ржевский на фоне колонн, бархатной драпировки
и полутонного канделябра желтого металла.
¾ Мой славный прадед, кня-а-азь
Ра-а-асто-о-овскый, господа… ¾
произносит инспектор нараспев, пытаясь скопировать телеграфную осанку предка.
На какой-то миг его живот втягивается, добавляя груди недостающий объем,
множественные неровности лица и шеи разглаживаются…
Дальше
происходит невероятное. Княгиня-мать вносит на подносе графинчики с
разноцветным содержимым, тарелки с «цековской нарезкой», старинное столовое
серебро и расставляет по ампирному инкрустированному столу. Инспектор
технадзора князь Ростовский занимает хозяйское место, поворачивается лицом к
красному углу и обыденно произносит:
¾ Димитрий Сергеевич, вас не затруднит
прочесть «Отче наш»?
¾ Конечно, ¾ произношу я машинально и начинаю нараспев читать
молитву. Мне это сразу придает устойчивость и неожиданно успокаивает.
Окружающий абсурд тает и ситуация приобретает какое-то новое качество.
