Когда они проходили мимо церкви, Марина предложила зайти
внутрь. И Сергей, как маленький за ручку, не колеблясь вошел следом. Там они
покупали свечи, обходили иконы, немного постояли молча, поклонились и вышли. И
снова, то, как она красиво повязала платок, вынутый из сумочки, аккуратно
крестилась, как ставила свечи, как доверчиво целовала иконы, как плавно с
достоинством кланялась, выходя из церкви − все это, слой за слоем,
открывало новые глубины ее личности.
На многолюдной улице его неожиданно двинули плечом, и он
очнулся от транса, в котором находился все это время. Со стороны взглянул на
происходящее и уже был готов хорошенько тряхнуть ее за плечи и устроить допрос…
Марина повернулась к нему и, осветив сиянием улыбки, полушепотом спросила:
− Прости, Сережа, я тебя случайно не напугала?
− Да нет, ну что ты!.. − возмутился он. Еще
чего, чтобы девчонка его напугала. В конце концов, он русский человек и в церковь
зайти, свечку поставить − это он и сам может сделать, подумаешь… − А
ты часто сюда заходишь?
− Я не просто захожу. Церковь для меня с детства самое
родное место. Здесь я решаю все свои проблемы, здесь сил набираюсь, здесь…
хорошо.
Они дошли до старого дома и у подъезда расстались. Словно во
сне возвращался он домой. Словно в полусне листал один за другим свои
поэтические блокноты, пока не разыскал стихи о монахах.
Гремят органные бахи,
Руки простерты в небо.
Стоят на коленях монахи,
Постятся и алчут хлеба.
Черные сальные космы
Гложут худые плечи,
Жадные взоры росные
Ищут с иконой встречи.
За стенами − солнце потоком!
Птицы поют свободу!
…А здесь − восковые потеки,
И темное время года.
Счастье у них − богомольное,
Молитвы у них − настырные,
Желанья все − застольные,
Горечь в глазах − полынная.
Стоят земные ангелы,
Четки в руках вместо счастья,
Себе для себя покоряются,
Душой вознесшись к архангелам.
Блаженно сложены руки,
В застенках, не видя весны,
Себе придумали муки
Люди-вздохи, люди-сны.
Совсем недавно он считал, что в этом стихотворении ему
удалось раскрыть великую правду о противостоянии жизни и смерти. Вся его
молодая натура отвергала смерть и требовала, требовала жизни, весны, ликования.
Какие там заунывные молитвы, какие «Господи, помилуй», когда жизнь так прекрасна,
весна так бурна и рассветна, небо высоко и лазурно. Как может принять он этот
предсмертный монашеский плач, отгораживающий человека от прекрасных проявлений
бурной жизни. Вот это мое, слушайте, слушайте все:
