Федор почувствовал вдруг, как разом отлегло от сердца, как будто внезапно перестал болеть не очень сильно, но постоянно ноющий зуб. И насколько все-таки безупречна логика Дерябина, как велика его сила убеждения! Не случайно, конечно, он является фактическим хозяином такой громадины, как Конвейер. И какая удача оказаться вот так, вдруг приближенным к такому человеку!
— Так что, поверьте, сидит сейчас ваша благоверная Ирина где-нибудь… Вы дома после этих событий были? Нет?! Я вас уверяю, что как то письмо, которое было спрятано на самом видном месте, ваша жена там, где вы ее не ищете — дома. Поезжайте туда, и успокойте вашу мятущуюся душу. А потом, уж сделайте одолжение, привезите старику деньги, успокойте душу мою!
— Да, да, конечно! — спохватился, вскакивая, Федор.
За разговором незаметно пролетели полтора часа, пора была и честь знать. Да и так и подмывало — лететь домой, в Коровино! Директор поднялся проводить гостя, и через послушно открывшуюся стену они покинули уютную рест-рум. Федор прикинул временную протяженность маршрута завод-Коровино-офис-Ясенево-завод, дал запас, и они с Дерябиным договорились примерно на семь вечера. Директор продиктовал Федору прямой номер своего мобильного и не просто проводил гостя до порога, а и вышел с ним в приемную. Неизвестно, сколько прибавил к рейтингу Федора в глазах Тамары перекусон с директором, но после такого секретарша, при виде начальника, естественно, сразу вскочившая на ноги, продолжала стоять и все время, пока Федор находился в приемной.
— Вот только одного не объяснила мне ваша схема, — в полголоса сказал Федор, на прощание ручкаясь с директором. — Кто мог перевезти тело из Коровина на Арбат?
— Ваша жена — неординарная личность, — с хитрой улыбкой ответил Дерябин, крепко пожимая руку Федора. — Не удивлюсь, если она к этому причастна. И в любом случае, — она знает ответ.
Тамара проводила его улыбкой — совсем не такой, какой встретила. Федор ничуть этому не удивился, — ведь и уходил он не совсем таким, каким сюда почти два часа назад пришел.
***
По направлению в Коровино машину лучше было ловить у стадиона Динамо. Федор вышел завода, по подземному переходу перешел Ленинградку и, только снова поднявшись по ступеням на улицу, осознал, что ему не страшно. Он не крутил головой по сторонам и не вглядывался в лица прохожих. То ли Федор уже перестал замечать чувство тревоги, неотступно терзавшее его последние двое суток, то ли сработала «психотерапия» Дерябина, только что открыто не назвавшего его страхи манией преследования, а то ли приличная доза алкоголя взяла свое. Но, как бы то ни было, он не боялся. Это чувство было прекрасно, это была свобода, черт побери! Федор заскочил в один из многочисленных ларьков, вывеска с курсами валют на котором свидетельствовала, что в нем есть обменка, махнул предусмотрительно захваченную сотку баксов на рубли и сел в первого попавшегося частника. Всю дорогу до Коровина он представлял, как встретится с Ириной, какими будут первые его слова. «Почему ты не звонила?» — спросит он ее с укоризной. Нет, не так, мало экспрессии. «Ирина, неужели ты не понимаешь, что я с ума сходил от неизвестности?!» И обязательно добавить: «Несмотря на то, что произошло…» Да, так лучше. Хотя, в общем, его слова значения не имеют, гораздо важнее, что скажет она. Разрыдается, бросится на шею: «Прости, Федя!», или будет упорствовать в отрицании, продолжая разыгрывать невинную овечку, жертву обстоятельств и злого волка — Куницына? Что ж, осталось посмотреть.
