- Твой отец -
Енох, может быть, еще жив, - скорее с обидой, нежели с укором возразила
женщина.
- Я сам вот
этими глазами видел, как отца уносил огромный орел. Они поднялись так высоко,
что превратились в точку. После таких полетов не выживают, Мелхиседека!
- Енох, -
тихо произнес стоящий у окна путник и осторожно оперся рукой о стену, точно
сомневался в ее твердокаменности, будет ли она ему опорой. - Енох. - Имя
казалось знакомым.
- Наши
мужчины давно спускаются к каинитянкам, - сказала женщина. - Но чтобы каинит
просил руки у дочери Сифа!.. - Женщина смутилась и замолчала, сделав вид, что
целиком сосредоточилась на плетении мешка.
- Давно пора
покончить с этим предрассудком. В конце концов Тувалкаин прав: все мы дети
Адама.
- Иногда
кажется, Мафусаил, что ты готов преклоняться перед каинитами.
- Это не так!
Но к Тувалкаину отношусь с уважением. Бог дал ему дар чувствовать медь и
железо. Его стрелы кормят и нас, сифитов.
Горькая
улыбка Мелхиседеки немного смутила Мафусаила.
- Разве не
Бог питает людей, Мафусаил?
- А разве
твой отец и мой дед Иаред не учили тому, чтобы мы не боялись каинитов?.. Не
учил ли нас Енох почтительно относиться к вещам, как к творениям Божьим? Не
учил ли Енох: раз дал тебе Бог вещь, употребляй ее во славу Божью? Кому плохо
от тех удивительных вещей, которые создает своим гением Тувалкаин?
- Енох учил
не пристращаться к вещам, не хвалиться своими и не завидовать чужим!
- Не стыди
меня, Мелхиседека! Мне самому иногда совестно за свои слова. Прости меня! Я не
хотел тебя рассердить.
Мелхиседека
опустила недовязанный мешок и ласково и удивленно посмотрела на племянника.
- Еще раз прости
меня, - сказал Мафусаил. - Мне почему-то тяжело сегодня, будто приближается
что-то... что-то...
- И ты меня
прости, Мафусаил! У меня сегодня с утра день был светлый, каких давно не было,
и я не заметила, что тебе плохо.
Путник
оттолкнулся рукой от стены и под дождем побрел вдоль дома.
- Енох, -
прошептал он. Имя казалось близким.
Он
остановился у другого окна, за которым просматривалась еще одна комната с
побеленными стенами. За дубовым столом во всем белом сидела женщина. Вязанье
свое она подставила свету, идущему от большой сальной свечи. По комнате неспеша
прохаживался мужчина. Держался весьма осанисто. На нем был широкий нарамник
ярко-красного цвета. Передняя лопасть вздымалась на груди. Она была украшена
цепью из металла. Имел украшение и широкий кожаный ремень: в виде пряжки с
каким-то замысловатым рисунком. Путник отметил, что одежды мужчины, его
стриженые волосы и ухоженная борода выглядят так же инородно в этом доме, как
колесница у скалы.
