Изумительный запах тушеной телятины в мадере с рисом ласкает мои носовые отверстия. Я снова останавливаюсь. Фелиси что-то напевает на кухоньке. Она получила мою телеграмму, вот и радуется, моя милая. Я ставлю на пол свой багаж и крадусь к ней на цыпочках.
На моей матушке — черное платье, поверх которого она повязала сиреневый фартук. Она мурлычет старую песенку: «Почему я не встретила тебя, когда молода была». Ее голос слегка дрожит и она тщательно нажимает на «р», как это было модно делать раньше. Да, это правда, раньше Фелиси была молода. Она любила и была любима, но я-то знаю, что та любовь была лишь прологом ее настоящей большой любви, любви на всю жизнь. Да, то была лишь разминка, предшествовавшая приходу в ее жизнь Сан-Антонио. Да, для нее я — единственный, неповторимый, несравненный, чудесный, прекрасный, великолепный, могучий, обожаемый, неотразимый, нежный, обольстительный, необыкновенный Сан-Антонио.
— Привет, мамочка!
Она умолкает, поворачивается кругом с большой деревянной ложкой, которую она держит, как жезл.
— А! Мой мальчик, это ты!
— Мы распахиваем объятия и прижимаемся друг к другу.
— Я не ждала тебя так рано, Антуан.
— Я не мог сдержаться от того, чтобы не заскочить из Орли повидаться с тобой перед работой.
— Какой ты молодец, мой мальчик. Как ты слетал?
— Отлично.
— Значит, тебе понравилось на Кубе?
— Да, ничего. Но в Мексике лучше.
— Ты не подвергался опасности?
Моя дорогая мамочка думает, что чем дальше меня заносит судьба, тем больше опасностей поджидает.
— Ну что ты! Это была обычная деловая поездка. Старик затевает там одно дельце. Он попросил меня посмотреть на месте. Вот я и воспользовался этим и прогулялся чуть ли ни до Юкатана. Послушай, я ведь привез тебе пончо из Мериды.
— Что? — шепчет матушка. Я открываю чемодан и достаю оттуда великолепное пончо ручной работы.
— Это одеяло?
— Почти. Ты можешь укрывать им ноги вечером, когда ждешь меня.
— Оно восхитительно. Я буду накрывать им постель.
— Еще я привез сувениры для Пинюша и для Берюрье.
— Ты не забываешь о своих друзьях.
— Для Берю — сомбреро с помпонами и бубенчиками, смотри!
Я вытаскиваю огромный красно-черный шляпон, слегка примятый в путешествии.
— Очень красиво, — соглашается Фелиси. Она с трудом сдерживает смех.
— Представляешь чан Толстяка под этой штуковиной, мам?
— Еще бы, — хохочет она. — Вот будет смех!
— А это — для Пино.
— Что это?
— Уне пило де ля пас, иначе говоря, — трубка мира. Ее длина около восьмидесяти сантиметров, теперь уж он не подпалит свои усы.
