Нетипично для жизни города было и многое другое, например: отсутствие у большинства домов крыш (дождей ведь под землей не было), и подозрительное спокойствие на тесных улочках, которые скорее уж можно было считать проходами. Детвора не бегала под ногами и не орала, кидаясь друг в дружку грязью и иногда попадая в прохожих. Соседки не ругались и не вывешивали из окон сушиться белье (возможно, женщин в поселении вообще не было), а пьяницы не валялись в сточных канавах. Непривычным и противоестественным также показалось моррону абсолютное отсутствие всякой общественной жизни. Похоже, горных дел мастера не любили пустой болтовни и сборищ, а чесать языками да греметь стаканами иль пивными кружками предпочитали исключительно в рабочее время и за пределами горняцкого поселка. Здесь же они только ели, стирали и спали, а уж если и пили вино, то скромно и тихо, то есть не компаниями, а попарно или вообще в одиночку.
Это смелое предположение, как ни странно, оказалось верным. И вскоре глазам путников предстало неоспоримое тому доказательство. После пятого или шестого по счету домишки улочка внезапно расширилась, образовав крошечный пятачок перекрестка, миниатюрную площадь размером всего пятнадцать на двадцать шагов. Здесь, как и на улочках, не было ни души, а посредине возвышался столб с приклеенными на него листками: то ли приказами поселкового главы, то ли обычными объявлениями. Четыре из шести домов выходили на площадь задними, глухими стенками, не имевшими ни окон, ни дверей, и только два здания были возведены так, что, в принципе, допускалось, что время от времени в них будут захаживать посетители.
Первым было питейное заведение под многообещающей вывеской «Упой», внизу которой мелкими буквами было коряво написано: «разлив по кружкам и бочонкам». Как в большинстве домов поселка, крыши у корчмы не было, но рачительный хозяин заведения пошел дальше, весьма сэкономив на строительстве передней стены. Благодаря этому весь трактир был виден как на ладони, хоть рассматривать там было вовсе и нечего. Кухни не было, подсобных помещений тоже, за исключением погреба, массивный люк которого возвышался над деревянным полом прямо по центру строения. В левом углу открытого питейного зала стояла пирамида из дюжины бочек; а в правом приютился один-единственный стол и пара скамей, на одной из которых, забравшись с ногами и облокотившись спиной о холодную каменную стену, подремывал скучающий корчмарь, видать, давненько отвыкший потчевать за вечер более двух-трех посетителей. Однако, судя по толщине щек и прочих округлостей хозяина винных бочек, частенько пустовавший зал ничуть не вредил ведению хмельных дел и абсолютно не сказывался на толщине его кошелька. Скорее всего, горняки покупали вино бочонками перед уходом на карьер, а до закупочных емкостей в виде кружек опускались, лишь когда нужно было слегка опохмелиться или посекретничать с дружком, запершись у себя в дому. Появление на площади двух с половиной потенциальных клиентов не заставило толстяка даже слегка приоткрыть утонувших в щеках глаз.
