— Ну, он не слишком много заработал на этом, — возразила миссис Фостер, потянувшись за заварочным чайником. — Было бы гораздо более разумно, если бы Поль уехал из долины несколько лет назад и нашел бы себе приличную работу.
— Он должен был воспитывать меня с самого младенчества, вспомни, — с негодованием сказала Кэти. В ее глазах все, что делал отец, было правильным. Мать Кэти умерла, когда ей было всего три месяца от роду. С тех пор отец почти полностью посвятил себя изысканиям. По мере того как дочь взрослела, она постепенно стала разделять его интересы. В любую погоду их можно было увидеть вместе на болотах или высоко в горах вооруженными полевыми блокнотами, картами, биноклями и молотками. Никто толком не понимал, чем они заняты, и Кэти знала, что миссис Фостер всегда считала, будто они бесполезно тратят время, учитывая, что единственной выгодой, которую извлекал Поль из этих занятий, были несколько фунтов, которые время от времени он получал за публикации своих статей в каких-то непонятных журналах.
— Мы должны что-то решить на твой счет, Кэти, дорогая. — Голос миссис Фостер вывел Кэти из задумчивости. Она смотрела, как пожилая женщина наливает ей чай, а затем наполняет чашку и для себя. — Ты больше не можешь оставаться здесь, ты ведь сама это понимаешь.
— Все уже решено, — равнодушно ответила Кэти. — Сегодня утром я получила письмо из Водного комитета; они дают мне неделю. Коттедж будет разрушен первого апреля. — Ее губы задрожали, а глаза, темные и глубокие, сверкнули. — Это его рук дело, без всяких сомнений. Не было нужды уезжать так скоро, ведь местность будет затоплена только через двенадцать месяцев.
Миссис Фостер глубоко вздохнула и принялась объяснять, что, пока кто-то живет в долине, загрязнение неизбежно.
— Он всего лишь выполняет свою работу, — продолжала она, явно пытаясь урезонить Кэти, — и твой отец должен был это понять, не важно, что ты там говоришь. Лично я думаю, что он и так проявил необыкновенное терпение. Прости меня, но Поль был ужасно упрямым.
— Хотя и очень добрым человеком, — тихо добавила Кэти. — Он был рожден созидать, а не разрушать, он никогда не стал бы портить природу для того, чтобы наполнить свой карман.
Отодвинув тарелку, она придвинула к себе чашку с блюдцем. Но горло перехватило, и она встала из-за стола и снова подошла к окну. Сейчас было трудно что-либо различить, но перед глазами снова возникла картина разрушенной местности. Гигантские машины, предназначенные для того, чтобы увечить и разрушать долину. Огромные грузовики, доверху нагруженные тем, что теперь называлось древесиной. Другие грузовики стояли в полной готовности к погрузке тех сваленных деревьев, которые лежали повсюду, искалеченные и умирающие. Завтра будут рубить дальше, и на следующий день, и так без конца. Все обреченные деревья уже были помечены широкими мазками белой краски; те деревья, на которые она карабкалась вместе с другими детьми, и гигантский дуб, в котором они устроили свое убежище, и те деревья, которые защищали сад от солнца и ветра, а дом от свирепых ветров, продувавших вересковые поля зимой. Все они и тысячи других должны быть уничтожены по приказу человека. Кто он такой, чтобы отдавать подобные приказы? Как он может жить с этим грузом на совести? Но у него нет совести. Он жесток и надменен, его ненавидели подчиненные — проектировщики водохранилища, с которыми он должен был работать в тесном сотрудничестве. «Это так похоже на него, — подумала она, — находить погрешности в работе проектировщиков, считать себя вправе критиковать работу профессионалов». Ходили слухи, что после того, как дядя устроил его к себе на фирму как консультанта-геолога, он отплатил ему за доброту тем, что совершенно вытеснил доброго родственника, заняв место главы фирмы.
