Вот и думаю, один студиец не пишет, а мне хочется верить, что когда-нибудь я буду держать в руках его книгу. Другой студиец, наоборот, незатейливую книгу уже написал, а у меня вопрос: может, было бы лучше, если взял и промолчал?
…Впрочем, так ли важно, сколько студийцев сохранило верность критическому цеху? Остались «три бога-тыря»: Куняев, Бондаренко и в какой-то мере Казинцев. Можно сказать, немного. Больше того, уверен, что эти трое всё равно стали бы критиками, чьи имена на слуху, даже не доведись им несколько лет ходить на се-минарские встречи к Ланщикову (упоминаю только его, так как, смею думать, к одному Золотусскому они бы никогда и не пришли). Насколько я знаю, не всё из того, что они писали, он безоговорочно принимал. Но одно его радовало – споры не заглохли, было кому «драться».
Последнее время мы с Анатолием Петровичем иногда перезванивались, не могу сказать, что часто. Виделись и того реже. Как-то мне на глаза попалась, года через четыре после её выхода в свет, одна из послед-них его журнальных статей о классике – «Горе от ума» как зеркало русской жизни». Я зашёл к нему, чтобы уговорить написать в серию, какую я в ту пору как редактор задумал и реализовывал в одном из издательств, небольшую книжку о «Горе от ума».
Ему было одиноко, и короткая, как я предполагал, встреча обернулась многочасовым разговором. Оказа-лось, что совершенно случайно я «попал в точку». Анатолий Петрович всю жизнь – это его слова – мечтал на-писать о русской драме, да вот всё как-то не складывалось. Он загорелся предложением и согласился рас-ширить журнальную публикацию о «Горе от ума» и написать ещё две главы: про «Недоросль» и «Вишнёвый сад». В итоге даже родился заголовок будущей книги «Три века – три шедевра русской драматургии». «Я на-пишу, обязательно напишу, только бы глаза позволили…» – не знаю, кого больше, меня или себя убеждал он.
Желая хоть чем-то порадовать его, я подарил специально принесённые два номера «Москвы» с моим ро-маном. Но признался, что в последнее время помимо прозы неожиданно для себя обратился к литературове-дению, и рассказал о выходящей в свет работе «Радости и горести счастливой жизни в России. Новый взгляд на «Войну и мир» Л. Толстого. Триптих». Ланщиков улыбнулся и достал свою книжку «О пользе пра-здного чтения», нашёл нужную страницу, отчеркнул абзац и сказал: «Читай вслух». Я прочёл подчёркнутое им место: «А если говорить серьёзно, то новое прочтение, осознание Толстого должно идти прежде всего через литературную критику».
