Сама не знала, а показала мне способ. То был день — вернее, ночь — месяца через полтора после нашей встречи.
— Лу, — сказала она. — Я не хочу так больше. Давай свалим вместе из этого захезанного городишки — только ты и я.
— Да ты с ума сошла! — ответил я. Сказал и подумать толком не успев. — Думаешь, я бы… я бы…
— Валяй, Лу. Скажи мне. А я послушаю… — она принялась растягивать слова, — …какая такая прекрасная старая семья у вас, у Фордов. Расскажи-ка мне, как мы, Форды, мэм, да мы ни в жисть не станем путаться с этими вашими жалкими старыми блядьми, мэм. Да мы, Форды, мэм, не из такого теста слеплены.
Вот в этом и было дело — почти все дело. Но все же не все. Я знал, что от нее мне становится хуже; знал, что если скоро не остановлюсь, то не остановлюсь вообще никогда. Окажусь в клетке или на электрическом стуле.
— Валяй, Лу. Говори — а потом и я что-нибудь скажу.
— Ты мне, детка, не грози, — сказал я. — Я не люблю угрозы.
— А я тебе и не грожу. Я тебе говорю. Ты считаешь, будто слишком хорош для меня… А я… я…
— Давай. Твоя очередь.
— Мне это не нравится, Лу, но я, дорогуша, отказываться от тебя не собираюсь. Никогда, никогда, никогда. Если ты сейчас для меня слишком хорош, я сделаю так, что станешь хуже.
Я ее поцеловал — крепко и жестко. Потому что детка этого не знала, но уже была мертва, и я бы никак не мог любить ее сильнее.
— Так вот, детка, — сказал я, — у тебя все кишки на уши встали, а дело-то — пшик. Я думал только про деньги.
— У меня есть. И еще могу достать. Много.
— Да ну?
— Могу, Лу. Точно тебе говорю. Он по мне с ума сходит, а сам тупой как я не знаю что. Спорим, если б его старик решил, что я за него выйду, он…
— Кто? — спросил я. — О ком ты, Джойс?
— Элмер Конуэй. Ты же с ним знаком, правда? Старый Честер…
— Ага, — сказал я. — Да, я ничего так себе Конуэев знаю. И как ты собираешься их подцепить?
Мы всё тогда и обговорили, лежа вместе на кровати, а где-то посреди ночи какой-то голос мне вроде как зашептал: «Брось, Лу, забудь, еще не поздно остановиться». И я пробовал — бог свидетель, я пытался. Но сразу же после — сразу после голоса — ее рука вцепилась в мою и потащила мять ей грудь; Джойс стонала и вздрагивала… и я ничего не забыл.
— Ну что, — сказал я через некоторое время, — похоже, у нас все сложится. Я на это так смотрю: терпенье и труд все перетрут.
— Чего, дорогой?
— Иными словами, — сказал я, — где хотение, там и умение.
Она чуть поежилась, а потом фыркнула:
