Накануне
“операции” Сергей опять увидел во сне женщину в светлом платочке. Сначала он
оказался рядом с каким-то шествием: безконечной лентой тянулась мимо длинная
вереница людей с хоругвями и иконами. Многие из проходящих, казавшихся
почему-то знакомыми, грустно смотрели на него. Тут перед ним и оказалась
женщина. “Тебе надо туда”, — промолвила она и указала рукой на Крестный ход.
Но он не мог двинуться с места; ноги почему-то совершенно не повиновались. Он
посмотрел вниз и с ужасом обнаружил, что ног нет, вместо них из коротко
оборванных штанин торчат деревянные палки, концами воткнутые в землю. Он
закричал и проснулся. Было уже утро. “Тебе надо туда”, — он помнил эти слова
женщины! Впервые он не забыл! Что бы это значило? Сергей встал с постели и
подошел к окну, но церковь была не видна — выпал туман, и кроме белой дымки да
плясавших в ней теней ничего было не разглядеть... “Да, я пойду туда, но чтобы
победить. Все равно я сильнее! Сильнее!”, — шептал он одержимо, до боли сжимая
подоконную доску.
Все
получилось именно так, как и планировал Сергей, точно по плану, — им словно помогала
какая-то неведомая сила, — по крайней мере, до того момента, как они, через
выломанное окно, проникли в храм. Сема стал указывать на те иконы, которые
заранее отметил, но на Сергея вдруг напала оторопь. Ему показалось, что
освещенные фонарями стены ожили, и с них на него смотрят десятки внимательных
глаз. Он попытался привести в движение грозную силу своих темных вод, но тщетно
— он словно больше не был их повелителем. Его сковал страх. Так, значит, он не
победитель? Но ведь он здесь, он пришел, а значит, и победа за ним?..
— Серега,
помогай! — суетился Сема.
Он вытаскивал
из киотов или просто снимал со стен иконы и складывал в большой туристический
рюкзак. Но Сергей какое-то время оставался безучастным, потом вдруг резко
дернулся телом, быстро пересек храм и через северные двери вошел в алтарь. Луч
его фонаря рыскал там из стороны в сторону, рождая блики на сводах алтарной
апсиды. Он чем-то зазвенел, потом вышел, держа в руках потир — чашу для
причащения.
— Зачем, —
удивился Сема, — она же латунная, просто позолочена и не стоит ничего?
— Надо, —
коротко ответил Сергей.
Он еще не
совсем понял, для чего; не успел еще прочитать эту мысль на темной поверхности
воды, но чувствовал вселяемую в него “уверенность”, что это будет самый
болезненный удар Ему, Тому, над Которым он и хотел одержать здесь верх... Если
бы он нашел в себе силы подойти, к большой иконе справа от Царских врат, если
бы внимательно посмотрел на ясный лик Спасителя, то возможно увидел бы в Его
вмещающих вселенную пречистых очах любовь, сострадание и великое желание
помочь... Может быть тогда опустилась бы его совершающая святотатство рука?
Может быть открылся бы перед ним великий обман темной воды, и он осознал бы
старую истину, что Бог поругаем не бывает; что плюнуть в небо и попасть в цель
можно лишь в воображении — на деле же плевок всегда возвратится к своему
автору. Может быть... Но он не подошел. Его трясущиеся руки укладывали в
рюкзак священный сосуд, во время Евхаристии вмещающий в себя Невместимое — то,
пред чем преклонял колена весь мир — Тело и Кровь Христовы...
